Мадам Гали: Свободный полет - Юрий Барышев Страница 41

— Я же говорю, — упорствовала Галя, — ты своя там.

— Ерунда, — отмахнулась подруга, — времена меняются. И вовсе не факт, что каждому из наших молодых людей готово место наверху.

— Но посредине-то уж точно, — горько усмехнулась Галя.

Вскоре после этого разговора она поняла, что готовится к этому вечеру необычайно тщательно, как будто заранее знает нечто тайное и расставляет невидимые силки. Утром она встала раньше всех и, прокравшись в ванную комнату, долго и упорно терла плечи и упругий живот, как-то по-детски невинно разговаривая с собственным телом:

— Ничего, все у тебя будет, как ты захочешь. Ты ничего не бойся! Твоя хозяйка — охотница, а не дичь.

Потом насухо вытерлась новым полотенцем, которое загодя купила, и тут же чуть не расплакалась, представив, что вскоре «всю эту красоту», как Галя подумала о себе, придется облечь в довольно-таки скромный ситец, хотя и превращенный хорошим портным в миленькое платьице.

— Он ничего не заметит, он будет смотреть мимо тряпок, — решила она, смутно представляя молодого человека, с которым будет общаться на вечере.

Вот такие мысли предшествовали знакомству с Владимиром, а избранника звали именно так, и это имя мгновенно сделалось любимым.

Когда она увидела его, вся эта мысленная шелуха сразу слетела.

Володя Кулябов несомненно был выдающимся молодым человеком, еще мальчишка, нисколько не отягощенный врожденными чертами важности, присущей клану, команде, кругу, к которому он принадлежал, и в то же время — нечто большее, точно он был сделан из другого материала, нежели другие ее сверстники.

Он сам нашел ее в толпе, точно был одарен прямым знанием, точно почувствовал, что возлюбленная непременно должна была появиться здесь, в этот день и час.

Напоследок у Гали мелькнула мысль, что все это подстроено подругой Варварой, которая тут же возникла невесть откуда, подмигнула и снова исчезла.

Володя сразу же заговорил с ней по-французски о всяких пустяках, как будто знал ее с детства, а потом они расстались на пару лет и вот снова вместе. Она растерялась — откуда он знает, что она владеет языком? Но тут же решила, что это божий промысел, и успокоилась. Видать, тут принято калякать на иноземных языках, и ей это на руку. Возможно, Варвара что-то говорила о ней, и, несомненно, комплиментарное, что же в этом дурного-то? А как же иначе, на месте подруги она поступила бы точно так же.

Она приветливо ответила, и беседа развернулась в первом блеске и прелести.

Вечер прошел на одном дыхании, правда, к концу она немного устала и даже осовела (как подумала о себе), вынужденная чуть ли не постоянно смотреть на красивое лицо этого юноши, а то и даже прямо в глаза, то веселые, то крайне серьезные.

Они договорились встретиться на следующий день.

Галя проснулась, несколько недоумевая— что произошло, отчего так переменился мир в мгновение ока? Вчерашние поцелуи порхали вокруг, как бабочки. Поначалу она не смогла вспомнить, как ни силилась, лица своего избранника. Был ли этот строгий юноша, умевший внезапно рассмешить ее точной и едкой характеристикой кого-то из одноклассников, и не сон ли это все?

Она даже потерла лоб, смутно надеясь избежать некой новой ответственности — вдруг все останется по-старому.

Но внезапно лицо Владимира возникло перед ней с такой ясностью, что она вздрогнула. Назад дороги не было.

Галя по старинной детской привычке попыталась вспомнить, что ей приснилось сегодня. И внезапно забеспокоилась. Это был очень странный сон.

Пустынный пляж, серебристый песок, на котором она простерта. Потом ниоткуда возник некий подросток, худой и загорелый. Он приблизился к ней легкой походкой, лишь кое-где проваливаясь в песке и смешно морщась, и, о ужас, тут же беспрепятственно овладел ею, точно делал с ней это всегда.

Без помех добившись своего, он вскочил, отряхнул песок с ладоней и пошел дальше, не сказав ни единого слова.

Картинка мгновенно исчезла, точно подростка унесло вихрем, Галя снова была в комнате на Арбате, с мыслями о Владимире. Привкус горечи, появившийся в этих мыслях, она списала на убожество своего жилища, из которого нужно будет выбраться, приложив неимоверные усилия. Что ж, она это сделает.

Но проклятый сон, который не имел никакого отношения к ее новому другу… Что за изъян в ней? Почему к прекрасному (а Володя был конечно же прекрасен) она автоматически прицепила черт знает что?

Она тут же поняла, что снился ей вовсе не морской берег, а полоска песка на Яузе, недалеко от старинного акведука. Короче говоря, она почувствовала, будто падает с гигантской высоты. Она думала только о Володе Кулябове и поняла, что почти ничего не знает о нем. Он сказал ей, что собирается стать дипломатом, будет учиться в институте международных отношений… Но все эти мысли смело воздушной волной, внутри которой веяли нежные и страстные поцелуи нового друга, рядом с которым ну просто и поставить было некого, настолько генеральский сын был хорош.

Ах как она вчера пела, кривлялась и хвост распушала. Правда, все так смиренно и незаметно для непосвященного, хотя бы и для Володи Кулябова.

«Он будет моим в любом случае, — решила она, — конечно, там генерал и генеральша, летчики-пилоты, бомбы-самолеты. Но я устрою бомбежку любовью, хотя и не вполне представляю, что это такое».

Они встретились в четыре часа на Арбате, возле дома номер тридцать. Это на ходу вчера, уже прощаясь, придумала Галя, не собираясь давать номер телефона своей чудовищной коммуналки. Почему тридцатый? С ним было связано что-то хорошее, детское, может, вкусное мороженое, купленное матерью во время прогулки, может, еще что-то.

Кулябов, сияя, склонил свой безупречный пробор и поцеловал ей руку.

В это время откуда-то сверху долетели звуки фортепиано, причем исполнение было выдающегося качества, точно некий ангел все устроил так, чтобы Галя навсегда запомнила эту встречу, не навязанную никем, молодые люди сами устроили ее, по своей воле.

Они гуляли по Москве до поздней ночи. Возлюбленный был при деньгах, в которых, как видно, никогда не имел недостатка. Это было просто удивительно. Уже скоро Галя знала о нем довольно много, задавая вопросы простодушно и невпопад, чем приводила друга в восхищение, но в то же время эти вопросы били в точку.

Она хотела знать все об этом мальчике из высшего общества.

О семье своей Володя слишком не распространялся. Сказал только, что отец когда-то хотел видеть Владимира военным, но после как-то разом передумал.

Тут же без перехода он стал говорить что-то о будущей карьере, как о чем-то само собой разумеющемся. А будущее он связывал с Европой, а именно — с Францией. Галя точно ждала этого естественного признания, но немного смутилась, потому что соударение мыслей и желаний тут было абсолютным. Она и Владимир как бы оказались слишком близко и раньше, чем нужно.