Фильма пятая. Фильма шестая - Борис Акунин Страница 41

Лицо контрабандиста на миг перекосилось. Видно, тоже узнал.Но сказать ничего не сказал, просто остановился.

– Ваше благородие! – крикнул унтер, оглянувшись на лес. –Дружка старого встретил! Антерес-ный хрукт!

Романов вышел, тоже потягиваясь. У Нимца должно бытьощущение, что он случайно напоролся на отдыхавший в кустах патруль.

– Чем это он интересный?

– А контрабандист. Нимцем звать. Я, куманек, теперя ввоенной полиции состою. Никуда вашему брату от меня не деться. Документ имеешь?

Крестьянин все так же молча достал тряпицу, из нее –сложенную вчетверо бумажку.

Алексей взял, со скучающим видом прочел: «Иосиф МстиславовКрупко, житель села Круглое Русиновской волости». Печать, подпись – всё было впорядке.

– Тут написано «Крупко», а ты говоришь «Нимец»?

Ради конспирации обратился к унтеру на «ты», чего себеникогда не позволял, да самолюбивый Слива и не стерпел бы. Однако для обычныхотношений между офицером и нижним чином выканье звучало бы подозрительно.

– Пасть разинь, – велел Семен задержанному.

Тот послушно раскрыл рот, высунул обрубок языка.

– Потому и Нiмец, что немой, – объяснил Слива то, что неуспел дорассказать возле петренковой хаты. – Он мне разбойничьи схроны выдал, анапарники евоные, братья Стапчуки, его за то поймали, связали и язык оттяпали.У них, контрабандеров, порядок такой – кто страже лишнее наболтал, языкотрезать.

– Пусть закроет, – попросил Алексей, содрогнувшись. – Ишь,бедолага.

Он был растерян. Собирался задать крестьянину кое-какиевопросы, уже и перечень мысленно составил, как его подловить. А спрашивать,выходит, невозможно. То-то Нимец и у Петренко сидел, помалкивал. Идеальное,между прочим, увечье для связного.

Унтер оскалился:

– Вы его, ваше благородие, шибко не жалейте. Нимец у насволчина зубастый. Братьев-то этих, Стапчуков, после нашли порубленными. Воттаким примерно топориком, что у него на поясе висит. Твоя работа?

Контрабандист замычал, помотал головой.

– Мы шибко-то не дознавались, – хохотнул Слива. – Двумякрысюками меньше – наша работа легшее. Чего у тебя в баклаге, Нимец? Самогонка?За это по нынешнему времени знаешь чего?

Тот снова замычал, стал отцеплять флягу.

– Кузин, глотни-ка. Я брезговаю.

Солдат с сомнением понюхал, немного отпил, сплюнул.

– Тьфу, вода!

– Ла-адно, – протянул Семен, недобро прищуриваясь. Онотлично играл роль скучающего злыдня, который ищет, к чему бы придраться да какпокуражиться над безответной жертвой.

– А под одёжей у тебя чего? Скидавай рубаху. И портки. Знаюя ихнюю воровскую породу, ваше благородие. Неспроста он тут шляется.

Романов подыграл:

– Охота тебе возиться в его грязных тряпках? Пускай катится.

– Не-е, ваше благородие. У Сливы на тварей этих нюх. А нураздягайсь! Ты меня знаешь – харю сворочу!

Он показал здоровенный кулачище.

Нимец издал жалобный, хнычущий звук, но его хищные глазаприщурились, быстро перемещаясь со Сливы на Романова. В этом взгляде читаласьтакая звериная злоба, что Алексей сразу вспомнил про зарубленных братьев.

– Ты мне еще ломаться будешь?!

Унтер размахнулся и двинул контрабандиста в висок. Нимецрухнул, будто сбитый поездом, даже пикнуть не успел. Раскинул руки, сквозьприоткрытые веки виднелись белки закатившихся глаз.

– Вот и нестезия, – сказал Слива, облизывая костяшки. –Четверть часочка полежит, поскучает. У меня в кулаке хрономер. То есть,хронометр. Чего глазеешь, Кузин? Раздевай его!

Через минуту подозреваемый лежал на траве абсолютно голый.Калинкин вышел из укрытия, помогал ощупывать швы на одежде. Всё, что находилосьв карманах, выкладывалось отдельно, в строгом порядке – потом надо былозасунуть все точно так же, ничего не перепутать.

– Пустышка, – доложил прапорщик. – Записки нет. Вообщеничего примечательного. Разве вот это. – Он показал колоду карт. – Но я всеперебрал, листки чистые, никаких пометок. Обычные игральные карты.

Алексей взял, посмотрел.

– Говоришь, обычные?

– Ну да. Немного странно для крестьянина. Но ведь этот типиз преступной среды…

– А ты на карты получше посмотри.

Романов вернул помощнику колоду. Настроение у подпоручикавдруг стало очень хорошее.

Повертев и так, и этак, Калинкин пробормотал:

– Сбоку на обрезе точечки какие-то. Карандашом. Крапленыечто ли?

– Что точки заметил – молодец. – Алексей отобрал карты,начал их перекладывать. – Думай дальше. Слива, одевайте его обратно! И вкарманы положите всё, как было.

– Колода совсем новая… Похоже, ей еще ни разу не играли, –ломал голову Вася. – Да что с того? Не знаю. Сдаюсь.

– В только что распечатанной колоде карты лежат вопределенном порядке: по мастям, внутри мастей по старшинству. А эта, хоть и неиграна, но зачем-то перетасована. Вот я разложил, как положено – черви, бубны,трефы, пики, от тузов к шестеркам.

– Ну?

– Погляди-ка на свои карандашные точечки теперь.

Калинкин взял – ахнул.

На обрезе колоды сложились едва различимые буквы:

OFF ST VERD SCHLFLG ENTG STAF

– Шифр! – вскричал прапорщик. – Что значат эти буквы?

У Романова голова работала так напряженно, что аж в ушахпощелкивало.

– Так-таки шифр… Это тебе не стратегический шпионаж. Обычнаяармейская разведка пользуется установленными сокращениями. Вот что это значит…– Подпоручик стукнул кулаком по ладони. – «Offensive stark verdächtigt».«Наступление сильно подозревается». А дальше? Сейчас… Очевидно:«Schlußfolgerung entgegengesetzte Stafette». «Окончательное заключениеобратная эстафета», то есть с обратной связью. Рассчитывает вскоре добыть болееполную информацию.

– Здорово! – восхитился Калинкин.

– Ужасно, – угрюмо откликнулся Алексей. – Пронюхал нашБанщик про наступление. Дали мы где-то маху…

– Да брось ты! Мы же его раскололи! Арестуем, предъявимсвязного – не отопрется. Не получат австрийцы никакой эстафеты!

– Ты думай, что говоришь. После сигнала «экстренноесообщение» вдруг исчезают и внедренный агент, и посланный к нему связной. Даавстрийцы бросят сюда десять, двадцать лучших нюхачей. Они и так, поди, ночамине спят, пытаются определить, с какого направления им ждать удара, а тут такаяподсказка… Всё дело провалим. Беда, Вася… Надо докладывать подполковнику.Спасать положение…