Царская экспертиза - Ольга Ракитина Страница 41

— Эй, мальцы, кто из вас Петька Кузьменков?

— Я буду, — на незваных гостей глянули два васильково — синих глаза. Лицо мальчишки всё было в веснушках, коротко стриженые волосы, выгоревшие на солнце, обнажали тоненькую шею.

— Ты меня знаешь? — спросил его Антонин.

— Да, знаю, вы учитель гимназии Антонин Фёдорович Максименко. У Смирновых комнату снимаете.

— Правильно. Есть к тебе дело. Мама твоя знает, я с ней разговаривал. Можешь заработать денег… — начал Антонин.

— …но если очень сильно занят, то мы позовём кого другого, — продолжил Шумилов. — А ежели поможешь нам, то получишь серебряный рубль.

— Нет, я не очень сильно занят, — мальчишка тут же вытер руки о штаны. — А какое дело?

— Дело доброе, но пустяковое. По дороге объясню, — ответил Алексей Иванович. — Поедем на извозчике. А потом назад тебя Антонин Фёдорович тоже привезёт на извозчике.

— На извозчике? Меня? Слышите все, я на извозчике сейчас поеду! — Петька обернулся к друзьям, которые очумело таращились на взрослых мужиков, серьёзно беседовавших с их сверстником. — Ура!

— Ну, тогда прыгай, — с этими словами вся троица уселась в пролетку, ожидавшую у входа во двор.

Пока они ехали к Замостью, Шумилов изложил свой план:

— Знаешь, Петька, кто такие «пластуны»? Это казацкие разведчики, по — пластунски ползающие. Всё видят, всё слышат, а их никто заметить не может. Вот мне такой «пластун» нужен. Мы сейчас приедем в одно место, там улица, как в деревне. Я пойду вперед, а ты за мной на расстоянии. Да так, будто мы с тобой не знакомы — я сам по себе, ты — сам по себе. Я дойду до дерева, там шелковица высокая, раскидистая. Остановлюсь, постою. А ты, Петька, все иди и иди, как бы догоняй меня. Как поравняешься со мной, я попрошу тебя залезть на дерево и набрать в картуз ягод шелковицы. Ты согласишься. Да только смотри не подавай вида, что мы с тобой знакомы! В этом главная хитрость. Так вот, Петька, ты залезешь на дерево и станешь собирать ягоды. Только не очень торопись, никто тебя ругать не будет, ничего не бойся, я рядом буду. Главная твоя задача, как настоящего пластуна — изучить двор соседнего дома, у которого забор высокий на улицу выходит, там ворота такие приметные, темные, с растрескавшимися досками. Чтобы ты не ошибся, я на этот двор рукой покажу…

— Ага… — Петька задумался. — Я не понял, дядя, а что такое шелковица?

— Шелковица — это тютина по — нашему, по — ростовски, — объяснил мальчишке Антонин. — Ага, — удовлетворённо кивнул Петька. — Так значит, мне подглянуть надо?

— Вот именно, подглянуть. Молодец, Пётр, правильно понимаешь, — продолжил свои объяснения Шумилов. — Надо высмотреть, что там во дворе: есть ли люди? сколько их? как они выглядят? есть ли животные? какие именно? есть ли сад — огород? какой из себя дом? какие надворные постройки? Обрати внимание на то, как там, прибрано или грязно? Есть ли замки на дверях? В общем, всё надо заметить, всё разглядеть. Не спеши, будь очень внимателен. Потом спустишься, отдашь мне ягоды, и молча, без всяких разговоров пойдёшь дальше. Дойдешь до ближайшего переулка, свернёшь, выйдешь на другую улицу и по ней назад вернешься, к извозчику. В коляске будет сидеть Антонин Фёдорович, он будет тебя ждать и без тебя никуда не уедет. Потом я вернусь к извозчику, и тогда ты нам всё расскажешь. Понятно? Вопросы есть?

— А вдруг там, за поворотом, тупик?

— Ни направо, ни налево тупиков нет, я уже смотрел. Главное для тебя — не подавать вида, что мы с тобой знакомы. Понял?

— Понял. И за это целый рубль?

— Да. Целый рубль.

— А вы меня не обманете? — с недоверием с голосе полюбопытствовал мальчишка.

— Да ты чего, Пётр? Разве учитель гимназии может обмануть мальчика? — вмешался Антонин.

— На, Пётр, тебе рубль. — Шумилов без лишних разговоров протянул мальчику монету.

Петька покачал в руке полновесный рубль, потёр его о штанину, подняв над головой, посмотрел, как отражается солнечный свет в тонкой серебряной чеканке. Затем со вздохом вернул его назад:

— Вы мне лучше потом его дайте, у меня карманы в штанах зашитые.

Перестав беспокоиться насчёт оплаты, он после некоторой паузы выступил с встречным предложением:

— Дяденька, а может вам ещё куда надо залезть за рубль? Или через Дон сплавать? Могу даже за двадцать копеек. А может…

— Нет, Петька, пока больше ничего не надо, — честно признался Шумилов.

— А может налимов наловить? Любите уху из налима? А может, раков?

— Нет, Пётр, спасибо, ты, главное, это задание выполнил хорошо. Если понадобишься — опять позову. Идёт?

— Ещё бы!

На том и порешили. Полуденное солнце уже вовсю накалило крыши домов, когда троица прибыла на место. Оставив пролётку аж в трёх кварталах от нужной улицы, Шумилов не спеша двинулся по теневой стороне и на углу, перед поворотом на Аксайку, оглянулся. Петька семенил саженях в пятидесяти позади, развлекаясь самым безобидным образом: захватывал пальцами босых ног камушки с земли и подбрасывал их вверх, норовя тут же ударить второй ногой. Воистину обезоруживающая детская непосредственность!

Алексей Иванович пошёл по Аксайке, по — прежнему придерживаясь теневой стороны улицы. Стремясь изобразить праздного гуляку, он стал срывать спелые ягоды шелковицы, до которых мог дотянуться. При этом Шумилов подозревал, что его попытка быть естественным выглядит вовсе не так натурально, как у маленького Петьки. Приблизившись к дому Макара, Алексей Иванович подошёл к заинтересовавшей его высокой шелковице и стал методично обрывать ягоды с нижних веток. Неожиданно в воротах соседнего участка отворилась калитка, из нее вышла молодая женщина; рядом, держась за её руку, переступала неуверенными ножками маленькая девочка в цветастом сарафанчике.

— Хозяюшка, я извиняюсь, вы не в обиде, что рву тютину с вашего дерева? — обратился к ней Шумилов.

На Дону, населённом народом своевольным и скорым на расправу, вежливое обращение всегда ценилось чрезвычайно высоко. Местный житель был готов многое простить и многому найти оправдание, если только встречал подчёркнуто уважительное к себе отношение. Бранная ругань в присутствии старших или женщин в казачьей среде почиталась категорически недопустимой; даже украшенный боевыми орденами воин рисковал получить нешуточную зуботычину от убелённого сединами старца, если допускал отступление от этого неписаного, но нерушимого правила. Казачья доминанта, несмотря на многонациональность населения нижнего Дона, наложила неизгладимый отпечаток на сознание и нравы его жителей. Армянам, грекам, немцам — всем жителям Дона и приазовья приходилось считаться с сермяжными, но незыблемыми понятиями казаков об этикете.

— Да рвите, рвите, пожалуйста, — звонким голосом нараспев отозвалась молодица. — Она не наша, вы же видите — за околицей растёт. Такого добра здесь кругом густо! Почитай, у каждого двора. Мы её и за ягоду не считаем. А вы, видать, приезжий?