Насмешливый лик Смерти - Росс МакДональд Страница 40

― Он живет на Скай-Рут рядом с домиком Синглтона. Он говорит, Синглтон представил его вам в сорок третьем году.

― Уайлдинг врун, всегда был вруном. ― Она сильно прикусила нижнюю губу своими белыми зубами.

― Вы же сказали, что с ним не знакомы.

― Это вы все говорите и говорите. В конце концов заговорите себя до смерти.

― Именно так поступила Люси?

― Понятия не имею, как поступила Люси.

― Она была вашей подругой. Она приходила сюда повидаться с вами.

― Люси Чэмпион была пациенткой моего мужа, ― решительно сказала она. ― Я вам это уже говорила вчера вечером.

― Вы лгали. А сегодня утром лгал ваш муж, чтобы вас выгородить. Ему пришлось придумывать, почему у нее нет карточки и от чего он ее лечил. Любая физическая болезнь была бы обнаружена при вскрытии, и он это знал. Поэтому он приписал ей ипохондрию, которая позволяла все ее болезни свести к страху. Ясно, что никакое вскрытие фобию не показывает.

― У нее правда была ипохондрия. Сэм мне говорил.

― Не встречал ни одного ипохондрика, который не мерил бы температуру по меньшей мере раз в день. Люси не прикасалась к своему термометру две недели.

― И для суда это убедительный довод, перечеркивающий свидетельство профессионала и его жены?

― Для меня вполне убедительный. А значит, и для суда.

― Понятно. Вы и судья и присяжные и все прочее, вместе взятое. Не слишком ли много для одного человечка?

― Не испытывайте моего терпения. Если я от всего этого устану, что с вами будет? Подумайте, как вам повезло с судьей. Я предоставляю вам возможность выговориться, прежде чем передать дело полицейским.

― Зачем? ― Бесс принялась соблазнять меня своим телом. Она слегка повернулась и закинула руку за голову, так что одна ее грудь пикантно приподнялась под махровой тканью. Широкий рукав упал, обнажив округлое белое предплечье. Белое лицо томно запрокинулось. ― Зачем так затруднять себя ради какой-то поджигательницы? Несчастной старой поджигательницы?

― Меня это не затрудняет, ― сказал я.

Она коснулась прохладной ладонью моей щеки и провела ею по шее до самой ключицы.

― Пошли на кухню. Я как раз варила кофе. Там и поговорим.

Я поплелся за ней на кухню, не очень понимая, кто из нас двоих идет на поводу у другого. Кухня была большая с одним тусклым окном над мойкой, заваленной посудой. Я присел за исцарапанный эмалированный столик и стал смотреть, как она разливает кофе. Когда обе чашки были наполнены, я поменял их местами.

― Вы не слишком-то мне доверяете, мистер Герой. Как, вы сказали, вас зовут?

― Арчер. Я последний в нашем роду Арчеров, и мне было бы обидно, если бы яд его пресек.

― Нет детишек? Жены?

― Ни того, ни другого. Вас это интересует?

― Могло бы заинтересовать. ― Она мягко выпятила губы, чувственные, красиво вылепленные. ― Но что поделаешь, я при муже, который меня вполне... устраивает.

― Неужели устраивает?

Ее глаза, не оттаявшие вместе с лицом, превратились в холодные синие щелки.

― Не трогайте его.

― Это почему? Он у вас прокаженный?

― Повторяю, не трогайте его, если не хотите, чтоб я выплеснула вам в физиономию горячий кофе. ― Она взялась за ручку чашки.

― А как насчет горячего бензина?

Ее чашка стукнулась о стол, так что содержимое перелилось через край.

― Вам кажется, я похожа на убийцу?

― Я встречал очень даже красивых. Вы не можете отрицать, что характер у вас крутой.

― Я прошла крутую школу, ― сказала она. ― Знаете рабочий район в Гэри, в штате Индиана?

― Был проездом.

― Я окончила ее с отличием. ― В улыбке Бесс промелькнуло что-то похожее на гордость. ― Но преступницей я не стала. Могла бы стать, если бы Сэм вовремя меня оттуда не забрал. Я была под надзором, когда он на мне женился.

― За что?

― Да за ерунду. Говоря по-вашему, я была малолетней правонарушительницей. Только я себя такой не чувствовала. Мой папаша был чернорабочим, понимаете, настоящим чернорабочим старой закваски. Как всякий уважающий себя работяга, он каждую субботу надирался и колошматил женскую половину семейства. Я устала прятаться под кроватью и сбежала на волю. В большой прекрасный мир, ха-ха. Покрутилась, покрутилась и завела любовника. Этот любовник пристроил меня гардеробщицей в один из клубов в восточной части города. Местечко было не очень шикарное, но к шестнадцати годам я зарабатывала на чаевых больше, чем мой папаша, потея на своей фабрике. Только мне не повезло. У нас там играли в азартные игры, кому-то позабыли дать на лапу, и меня сцапали во время облавы. Я настрочила заявление, и меня отпустили на поруки. Мерзавец судья устроил так, что я больше не имела права работать в клубах. Но это было не самое плохое. Я должна была вернуться домой и жить с семьей.

Кошмары, с которыми она утром сражалась во сне, обступили ее наяву. Я молчал.

― Естественно, я воспользовалась первой возможностью, чтобы выбраться из этой вонючей квартиры на законном основании. Поручители шпионили за мной, заставляли проводить ночи там, где мой старик мог надо мной измываться. Сэм спас мою жизнь. В один прекрасный день он подобрал меня в кино. Сначала я решила, что он бабник, но он оказался невинным, как младенец. Даже чудно было видеть такого невинного доктора. Сэм служил тогда врачом на флоте, который стоял на Великих озерах. Он был первым мужчиной, который пожелал на мне жениться, и я за это ухватилась. Через неделю его переводили в Калифорнию. Мы уехали вместе.

― Он знал, что получал?

― Он меня видел, ― спокойно сказала она. ― Если честно, я не призналась ему, что убегаю от надзора. Но давайте проясним одну вещь в отношении меня и Сэма, прежде чем оставим эту тему. Именно я делала ему одолжение. И всегда было так.

Глядя на нее и думая о ее муже, я ей поверил.

― Страшно колоритная биография для жены провинциального лекаря. Полагаю, вы не рассказали и половины.

― Полагаю, да. Еще кофе?

― Еще информации. Когда вы с Беннингом приехали сюда?

― Весной сорок третьего. Его прикомандировали к порту Хьюнэм, потому что это близко от его дома. Полгода мы снимали коттедж в Арройо-Бич. Следующие два года он служил на море, военврачом на транспортном судне. Я виделась с ним несколько раз, когда судно приходило в Сан-Франциско.