Миллион для Коломбины - Анна Дубчак Страница 4

Кухня была заставлена кастрюлями с горячими щами, пюре, компотом. В тазиках под крышками были салаты, в большом контейнере на подоконнике томились пироги с мясом и капустой. К шести часам повалил народ, знакомые и полузнакомые люди, которые рассаживались вокруг стола с видом гостей, пришедших на день рождения, сидели, болтали, и мало кто поглядывал на установленный на особом месте портрет мамы в черной рамке.

Наде казалось, что ей снится какой-то странный и злой сон. Она, разнося тарелки, вглядывалась в глаза пришедших, пытаясь хотя бы узнать их. Было несколько человек с маминой работы, одна из женщин, уловив момент, встала из-за стола и сунула Наде в ладонь рулончик денег, мол от работы. Надя сердечно ее поблагодарила, кивнула и тем, кто вложился в эту помощь. Сунув деньги в карман фартука, она снова метнулась на кухню, где ее поджидали новые порции щей. Конечно, она поглядывала на дверь, ожидая Семена Михайловича. Она с трудом себе представляла, как он сейчас войдет, сядет за стол, чтобы потом, прямо вот здесь, на поминках, объявить о помолвке и пообещать многим из присутствующих раздать ее, Надины, долги. Должно быть, тогда все прекратят работать ложками и уставятся на него. Это будет шок. Для всех. А назавтра все ее кредиторы вздохнут с облегчением. Надя, отряхнувшись, выберется из долговой ямы и будет готовиться к свадьбе. Пусть даже к самой скромной, но все равно ей наверняка купят белое платье, закажут столик в ресторане. И что будет дальше?

После щей было съедено второе, гости нахваливали еду, объедались селедкой и соленой семгой, пирогами и время от времени произносили несколько слов, вспоминая Антонину-покойницу.

«А что, он целыми днями будет на работе, а я буду предоставлена сама себе».

Эта мысль грела Надю до тех пор, пока она в нее верила. А вдруг он ее обманет и поселит в какую-нибудь мрачную квартиру и запретит ей вообще выходить из нее? И денег не будет давать!

В какой-то момент она поняла, что устала, что ноги гудят, голова раскалывается, а перед глазами все расплывается. Она присела за стол, на пустой стул, придвинула к себе тарелку и съела несколько ложек горячих щей. Сделала это машинально, словно организм сам подсказал ей, что нужно делать. Она же сутки почти ничего не ела!

– Очень вкусные щи, – услышала она над самым ухом, повернулась и встретилась взглядом с незнакомым молодым мужчиной. Карие глаза, белокурые волосы. Улыбка до ушей. И чего это ему, интересно, так смешно?

– Со мной что-то не так? – Она нахмурилась, готовая сказать что-то неприятное гостю.

– У вас нос в сахарной пудре.

– Что? – Надя потерла нос. Откуда взяться пудре? На кухне нет ничего, что могло было быть посыпано пудрой. Бред какой-то!

– Я пошутил. Извините. – И лицо молодого человека стало моментально серьезным. – Веду себя как идиот. Но я не понимаю, почему все сидят с такими физиономиями? Ведь никто не грустит. Никто не знал так хорошо вашу маму, как я.

– Что-о-о? А вы кто? С работы?

– Нет, я лежал с ней в одном отделении, в больнице. Чудесная была женщина, очень любила жизнь. Мы с ней часто подолгу беседовали.

– Вы тоже… болеете?

– Да… – Его губы снова тронула улыбка. – Но у меня ремиссия, знаете ли. Поэтому не хочу грустить. Жизнь, она такая короткая.

– Ну и правильно!

Наконец начали подходить подруги мамы, Надя встала из-за стола, чтобы встретить их. Две женщины во всем черном, как и подобает. Тетя Маша и тетя Оля. Пожалуй, единственные женщины, с которыми Наде было легко общаться – у них она не успела занять денег, вернее, и не пробовала даже занимать, потому что знала, что их просто нет. Тетя Маша была учительницей начальных классов, и все знали, что у нее муж алкоголик, который все пропивает. Тетя Оля работала хирургической сестрой, неплохо зарабатывала, но все свои деньги тратила на лечение своего единственного сына от наркомании.

– Как ты, Наденька? – Женщины обняли ее. – Ты чего не заходишь к нам?

– Рядом с больницей кафе есть, могла бы туда заглянуть после трех, я там всегда кофе пью.

– Обязательно зайду, теть Оль. И к вам тоже. Просто как-то… настроения не было.

– Да какое уж там настроение?! Но просто посидеть, поговорить. Может, помощь какая нужна? Деньгами-то мы вряд ли смогли бы помочь, но кое-что из погреба точно бы дали. Закрутки разные, варенье. Картошка, правда, уже закончилась, июль все-таки… И так до мая дотянули.

– А кто эти люди?

– Не знаю… Какие-то знакомые, наверное.

– Да вон, смотри, зашла только что, местная алкашка, ее Наташей зовут. Ты смотри, чтобы она не украла ничего в доме. Накормить – накорми, а потом постарайся выпроводить.

– Да, конечно, накормлю… Ладно, мне надо идти на кухню. А вы присаживайтесь. Вон, два места свободных на той стороне стола, сейчас щи принесу.

За окном уже смеркалось, в гостиной зажгли свет. А Семена Михайловича все не было.

«Обманул, гад».

Что же это получается? Что он просто заплатил ей деньги за подвеску? Интересно, и сколько же она стоит в таком случае? А может, те белые прозрачные камни, что окружали рубин, были брильянтами? Или рубин стоящий…

Но не успела она подумать об этом, как увидела его. Своего будущего мужа. В черном костюме и темно-синей рубашке с расстегнутым воротом. Волосы его седые с черными прядями аккуратно зачесаны назад. Ни с кем не здороваясь, он присел на самом краю стола и как будто бы не замечал Надю.

Она сама решила к нему подойти.

– Спасибо, что пришли.

– Как же я мог, Наденька, не прийти, когда мы с тобой уже обо всем договорились? Я вижу, что ты сделала все правильно, стол хороший накрыла. Вот только народу что-то больно много. Кто все эти люди?

– Не знаю… Какие-то знакомые, соседи, коллеги…

– Понятно. Знакомые знакомых. Ладно, пусть уж себе поедят.

И вдруг он встал и постучал вилкой по рюмке, призывая всех сделать паузу и выслушать его:

– Друзья мои… Мы все собрались здесь для того, чтобы помянуть прекрасную и добрую женщину, Антонину…

Да, может, он говорил и какие-то дежурные для этого случая слова, но Надя все равно была благодарна ему за это. Он единственный, кто вообще так много и хорошо говорил про ее мать, и это при том, что они с ней наверняка не были знакомы.

Рядом с Надей присела за стол Наташа, «алкашка». Она вообще не слушала Семена Михайловича, взяла ложку и принялась накладывать себе кутьи. Седая, одетая в мятый мужской спортивный костюм, дурно пахнущая, она сидела и ела, не обращая ни на кого внимания. Какая голодная, подумала Надя.

– …сегодня непростой день. Да, конечно, Тоня покинула нас, и это очень грустно, нам всем будет ее очень не хватать, но пусть там, – Семен Михайлович задрал голову к потолку, к люстре в виде прозрачного горящего цветка, – где она сейчас находится и откуда наблюдает за нами, ей будет спокойно за свою дочь. Потому что пусть это и не очень кстати, но все мы живые люди…