Кто убил Влада Листьева? - Юрий Скуратов Страница 4

— Это банкир, — сказал он. — Был похищен из дома в канун католического Рождества — 24 декабря 1994 года. Его пытали, — сказал режиссер и умолк…

Камера отодвинулась от замученного человека на несколько метров. Руки у банкира были связаны проволокой и притянуты к отопительной батарее — мощной, чугунной, старого образца.

— А это чья работа? — спросил Зюзбашев.

— Того же человека — Хозяина. Хозяин на нынешний день самый крупный авторитет в Москве. Под его крышей — банки, казино, отели, бензозаправки.

— Немало, — произнес Зюбашев, и посмотрел на Влада.

Тот молчал, смотрел на экран с отсутствующим видом. Рот у него приоткрылся, из уголка вытекла маленькая струйка слюны. Зюзбашев нехорошо поразился тому, что увидел: Влад сейчас был похож на мертвеца.

— Ну и почему бы не скрутить этому Хозяину руки за спиной, да не выволочь его за ушко на солнышко? — спросил Зюзбашев.

— А кто это сделает? Милиция? Она из его рук кормится. Госбезопасность? Нет такой структуры, она разрушена. Армия? Во-первых, у армии другие задачи, во-вторых, армию бьют сегодня все кому ни лень — авторитет потерян окончательно, армии бы самой сейчас уцелеть…

— Зачем армия? Есть властные структуры. Стоит один раз нажать на кнопку — и Хозяина не будет.

— Зачем? Власть тоже кормится из его рук. Хозяин бессмертен, авторитет его в Москве незыблем, его можно сравнить с мэром и премьер-министром, вместе взятыми. Может быть, он ниже авторитета президента, и это понятно, почему, но ниже очень ненамного.

— Так что же, выходит, мы бессильны перед бандитами?

— Абсолютно бессильны.

— Почему это происходит?

— Потому, что бандиты пришли к власти, — довольно жестко произнес режиссер.

Зюзбашев внимательно посмотрел на него. Если двадцать минут назад режиссер производил впечатление человека, готового юлить, пресмыкаться, делать гибкие телодвижения, соглашаться с любой чужой точкой зрения, своей же собственной не иметь вовсе, то сейчас он такого впечатления не производил.

— Что требовали бандиты от этого банкира?

— Миллион долларов выкупа.

— Не отдал?

— Как видите.

Камера тем временем показала крупным планом живот банкира, там виднелся треугольный вздувшийся след — ожог от утюга. Затем показали руки банкира, пальцы. На правой руке, на всех пяти пальцах, из-под ногтей торчали булавки, которыми обычно бывают скреплены новые рубашки.

— Кем был раньше этот человек?

— Афганец. Прошел Афганистан.

— Потому и не выдал Хозяину ничего. Эти ребята крепкие.

Влад молча смотрел в глаза смерти, смерть с экрана смотрела на него. Внутри у Влада поселился холод, который не проходил. Он хотел услышать стук собственного сердца, но сердце замерло, оно совершенно не ощущалось.

Владу показалось, что глаза замученного афганца ожили, в них мелькнуло что-то горькое, недоуменное — мелькнуло и исчезло, глаза вновь стали мертвыми.

— Все, хватит! — Влад резко оттолкнулся от кресла, поднялся. — Включите свет!

В зале загорелся свет. Владу показалось, что здесь сейчас пахнет не известковой пылью, а кровью — запахом крови после этой пленки пропиталось все: стены, пол, кресла, экран, аппаратура, за которой сидела усатая видеоинженерша.

— Ну что, будем делать передачу? — спросил режиссер.

— Нет, — резко ответил Влад.

— Жаль. Не будем ли мы походить в таком разе на страуса, прячущего голову в песок? В Москве ныне льется столько крови, а мы ее не замечаем… А?

— На этой пленке сфокусирован сгусток крови, собранный в разных местах Москвы. Но Москва-то — большая. Кровь, раскиданная по крупным пространствам, незаметна. Не будем пугать жителей.

Влад сам не знал, что говорил… Он явно находился сегодня не в своей тарелке.