Гусеница на диете - Татьяна Луганцева Страница 4

Габриэль к сорока годам носил уже погоны подполковника и был начальником отдела. Однако он очень любил следственно-розыскную работу и, хотя руководство его ругало за это, частенько лично участвовал в задержании преступников. Просто Габриэль был таким человеком, что не мог прятаться за спинами своих подчиненных, предпочитал все делать сам, тем более что имел прекрасную физическую форму. Это подтверждали спортивные разряды по боксу, самбо и плаванию. Одним словом, подполковник являлся отнюдь не случайным человеком на задержаниях, был не помехой оперативникам, а как раз наоборот.

И вот пару лет назад на одной из операций случилось непоправимое – Габриэль получил ранение в голову. Пули прошли навылет, но он два месяца провел в коме, потом полгода длилась реабилитация. Чудо, что вообще остался жив!

Марина, едва услышав о его ранении, встрепенулась и начала суетиться по поводу наследства, ведь ее дочь Лариса вместе со Светланой Ивановной являлась наследницей первой очереди. Но бывший супруг опять не оправдал ее чаяний и выздоровел.

Одна пуля раздробила челюсть. Этот дефект был исправлен несколькими пластическими операциями, хотя некоторая асимметрия при внимательном рассмотрении оставалась. А вторая пуля повредила глаз, отчего он стал немного косить. При том что до сего момента лицо Габриэля было совершенным, последствия ранения наносили ему некоторую психологическую травму. И тем не менее жизненно важные центры остались нетронутыми. В связи с этим коллеги подтрунивали над подполковником: вот у нас какой начальник, всем начальникам начальник, даже пули в голову не приносят ему особого вреда.

Габриэль никому ни на что не жаловался, но, конечно, такое ранение не могло пройти для него бесследно. Он стал неважно видеть на один глаз, иногда у него шумело в голове. Когда сильно волновался, тряслись руки, а иногда мучили жуткие головные боли вплоть до потери сознания. Причем приступ мог накрыть в любой момент, иногда в самый неподходящий. Отныне подполковник уже не рисковал выезжать с товарищами на задания и занимался только следственной работой.

Не так давно в один из рядовых трудовых дней Габриэля вызвал к себе начальник генерал Василий Николаевич Ярошенко. У него в кабинете было светло и просторно, обстановка строгая, на стене – портрет президента, как и положено. Вот только сегодня генерал не смотрел в глаза подчиненному и как-то странно покашливал, словно сильно волнуясь. Габриэль сразу понял: разговор предстоит серьезный, если не сказать тяжелый. Хотя подсознательно он был к этому готов, поскольку в свете последних преобразований в их структуре уже ждал вызова к шефу.

– Присаживайся, Габриэль, располагайся, как у себя, – предложил начальник. – Собственно говоря, мой кабинет для тебя, наверное, тоже родной – сколько мы здесь совещаний провели, сколько отчетов закрыли, сколько приказов и распоряжений услышали… Ты – человек, которого всем можно ставить в пример. Ты навсегда в списке лучших сотрудников внутренних дел. И как висел на доске почета, так и будешь висеть…

Произнеся последнюю фразу, довольно неловкую по форме, генерал как-то смущенно крякнул.

– Многообещающее начало… – усмехнулся Габриэль. – Хотелось бы не только висеть, но и дальше доказывать свою пригодность службе делом.

– Так ты и доказываешь! Сколько у тебя наград? Хотя сам ты всегда больше гордился раскрытыми делами, а не наградами и грамотами. Умный, черт, даже пули тебя не берут! После такого ранения раскрываемость у тебя не изменилась, мозг остался тем же… Но я вижу, что тебе порой трудно приходится.

– Ну, раскрываемость-то у нас на прежнем уровне, а вот я сам несколько изменился. Да, бывает тяжело. Но я справляюсь. – Подполковник говорил ровным, уверенным тоном.

Генерал вздохнул и продолжил:

– Это знаем ты, я и наш доктор, у которого ты проходишь медосмотр. Кстати, врач закрывает глаза на некоторые вещи, но совесть свою выключить не может, у меня есть рапорт о твоем здоровье и проблемах. Ты вполне мог бы уйти на заслуженный отдых, на инвалидность, на хорошую пенсию. Но я знаю: тебя это не прельщает. Ты – трудоголик. И счастлив тем, что приносишь пользу именно на том месте, где находишься.

Генерал снова крякнул, по-прежнему не глядя подчиненному в глаза.

– Ну просто все про меня известно! – Габриэль слегка прищурился. И попросил: – Не темните, Василий Николаевич, говорите, что хотели, напрямую.

– Хочешь разговора начистоту? – вскинул седые брови генерал.

– Да, как есть, – кивнул Габриэль.

– Хм, мне и самому это хождение вокруг да около не нравится. Ладно, буду как есть… Сам знаешь, идет реформа милиции, будут ее в полицию переделывать. Не знаю зачем, но нас не спросили. Под шумок и внутренняя переорганизация должна пройти. Чтобы можно было сказать: не только название поменялось, но и все улучшилось, стало по-другому. И доказать, что у нас…

– Улучшилось старое и стало по-другому, по-новому – разные вещи, – отметил Габриэль.

– Скорее – второе, – грустно ответил Василий Николаевич.

– Тогда понятно… – Габриэль закурил.

Сам генерал табачком не баловался, но подчиненным дымить разрешал, для них на столе стояла массивная пепельница.

– Да чего тебе понятно-то? – взмахнул руками генерал. – У меня сердце кровью обливается! Приказано еще раз проверить ряды и офицерский состав сократить на треть. А вот кого, скажи мне, сокращать? Сплоченный коллектив, все работают… Не думай, я задал начальству этот вопрос и получил ответ: надо убрать старых и больных, которые не выполняют нормативов. И людей с ранениями перевести на пенсию по утрате боевой готовности. Велено оставить костяк здоровый, молодежь ретивую, чтобы поднять престиж профессии.