Голубая роза - Яна Темиз Страница 4

Укачивая малышку в коляске и размечтавшись об этой красивой (увы, чужой!) любви, Сибел на секунду отвлеклась от своих четких, реалистических мыслей и планов на день, от привычных «во-первых» и «во-вторых». И по странной ассоциации из глубины сознания всплыло обычно подавляемое: «Если бы в коляске был сын!».

Ее муж мечтал о сыне, и она сама давно привыкла хотеть мальчика. Когда родилась старшая дочь, ни Мехмет, ни Сибел особенно не огорчились… так, чуть-чуть. Все равно ведь хорошо иметь двух детей, вот второй и будет мальчик. Но вот уже третья попытка оканчивается неудачей.

Если бы в коляске был сын, Сибел могла бы спокойно спланировать не один день или ближайшую нуеделю, а свое будущее вообще. Насколько это возможно. Тогда было бы ясно: больше детей не рожать, через пять лет отдать мальчика в начальную школу, а может, и раньше в детский сад, и устроиться на работу, и самой написать заказанный мужу учебник тригонометрии, и привести себя в порядок, и выходить из дома без коляски, и общаться с коллегами, и говорить на профессиональные темы, и нанять домработницу…

Но малышка в коляске была девочкой.

Надо было принимать решение: или быстро заводить еще одного ребенка (а где гарантии, что это будет мальчик?!), или остановиться на трех дочерях. Второй путь открывал перед Сибел ту же перспективу: отделаться от ненавистного домашнего хозяйства, которое она так идеально вела, и сохранить себя как личность и профессионала. Но сохранить надо и мужа – а для этого предпочтительней рискнуть еще раз.

Не надо забывать, где он работает. Она, Сибел, пишет ему интересные лекции и придумывает оригинальные способы решения задач и доказательства теорем, и студенты его любят. Значит, и студентки тоже.

Наивно предполагать, что тридцатипятилетний, жизнерадостный, обаятельный мужчина будет хранить верносуть тридцатидвухлетней, часто беременной и отнюдь не хорошеющей жене. Особенно если он по долгу службы окружен двадцатилетними студентками и двадцатипятилетними аспирантками. Арифметика, а не высшая математика!

Это только Айше со своим идеализмом и максимализмом приходит в ужас от таких предположений. Сибел вспомнила свой недавний разговор с ней.

– И ты бы его простила? – в глазах Айше было не просто удивление, а что-то вроде отвращения.

Ничего, вот выйдет замуж не на месяц, а на подольше, да за такого красавца, как Октай, – заговорит по-другому! У того ведь тоже вокруг – медсестры, санитарки, практикантки, не говоря уж о благодарных восхищенных пациентках.

– А что мне прощать? – сказала она вслух. – Я же ничего конкретного не знаю. И знать не хочу! Считается, что он мне не изменяет, и хорошо.

– То есть ты в принципе отвергаешь возможность постоянства, любви, верности? Как же можно жить вместе, ложиться, прости за нескромность, в постель, рожать от него детей – и такое о нем думать?!

– Понимаешь, Ай, ты зарылась в свои книжки, и жизни не знаешь, а в ней всё не так однозначно, – уменьшительные имена прижились в их общении с легкой руки Октая.

«В Америке, – говорил он, – никто ни к кому не обращается, выговаривая все имя целиком. У каждого есть nickname. Очень удобно, не то что у нас!».

Он и прозвал Айше – Ай.

«Тебе не идет такое старинное имя! С именем «Айше» надо носить тюрбан или паранджу. Я буду звать тебя «Ай» – «Луна». Романтично и красиво!»

– Понимаешь, Ай, – сказала тогда Сибел, – жизнь не роман. И раз уж ты, идеалистка, сама заговорила о постели, так я тебе скажу кое-что. Мне и вторую и третью беременность врачи предписали вообще воздерживаться от секса. А что делать мужу?

– И он тебе изменял? – отвращение на лице Айше читалось так ясно… так неприятно читалось.

– Я не знаю, – честно сказала Сибел. – Но если и да, то для меня это не важно. Он же любит и ценит меня и детей, и семью как таковую. Если он что-то себе и позволит, или уже позволил, – поправилась она, – пусть. Это же ненадолго.

– А если ты себе «позволишь»? Он тоже так рассуждает?

– Ну что ты говоришь? Во-первых, я себе никогда не «позволю», как ты выражаешься. Мне просто физически некогда! Во-вторых, мужчины и женщины – это же разные вещи!

Айше почему-то засмеялась.

– Что ты смеешься? Конечно, ты феминистка, считаешь, небось, что мужчины и женщины одинаковы?

– Нет, я считаю, что женщины намного лучше! А смеюсь я потому, что это очень в твоем духе так сказать: я не изменяю мужу, потому что мне некогда! Ты только не обижайся, Си, но это очень забавно звучит!

Разговор тогда закончился сам собой: Мелисса пришла из школы, Сибел стала накрывать стол для ужина, но какой-то неприятный осадок остался. Вспомнился и обрывок другого разговора с Айше.

– Обязательно надо родить сына! – поделилась своей главной проблемой Сибел.

– Си, ты же гордишься своей логикой! Ну, подумай: если его три прелестные дочери, по-твоему, не удержат, то и рождение сына ни на что не повлияет.

– Нет, Ай, сын – это совсем другое! Это же аксиома!

«Если бы в коляске был сын», – снова всплыло в мыслях Сибел. Но тут она заметила, что малышка уже спит.

«Что же я стою, качаю коляску? Интересно, давно она заснула?» – и Сибел ринулась на кухню смотреть на часы. Слава богу, всего десять минут прошло. Всё! Ребенок спит, можно спокойно приниматься за дела.

Сибел делала все быстро, но никогда не спешила специально.

«Пойду гляну на задачу, и пока буду мыть шпинат, придумаю другой ход решения. Белье потом повешу…»

И в этот-то момент раздался резкий, неожиданный, не запланированный Сибел звонок в дверь.