Щит и меч Венеры - Ольга Степнова Страница 4

Рядом с булочной расположен салон красоты. Называется он «Нифертити» — именно так, через букву «и» в первом слоге. Сколько лет я хожу в него, но так и не могу выяснить, просто ли это ошибка, или есть в этом неправильном написании некий гламурный, изысканный смысл.

Галерею «полезных дверей» продолжает аптека. «Здравия желаем!» выведено неоном на вывеске и я никогда не могла понять, то ли это название аптеки, то ли бодрая социальная реклама. Возле аптеки с утра до вечера сидит нищий. Все местные знают, что зовут его Толя Журавель и живет он в нашем квартале. Я всегда думала, что Журавель — это прозвище, данное нищему из-за отсутствия правой ноги, но недавно местная сплетница Клара Сергеевна сказала, что это его настоящая фамилия. Я всегда подаю Толе, и Клара Сергеевна подает, и прохожие подают, особенно те, кто неподалеку живут, потому что знают — Толя деньги не пропивает, а содержит на них престарелую маму. Вечером Журавель вытряхивает из картонной коробки мелочь, рассовывает ее по карманам, подхватывает костыли и ковыляет сначала в аптеку — за лекарствами, потом в булочную — за хлебом. Когда он появился у этой аптеки, я и не помню; по-моему, мне было лет пять, а Толя уже сидел на крылечке с картонной коробкой. Правда, раньше он играл на баяне, но баян, говорят, украли, а на новый Толе денег никогда не собрать. Где и как Журавель потерял ногу, не знает даже Клара Сергеевна.

Совсем недавно маленькой достопримечательностью нашей улицы стал открывшийся банк «Патриот». «Патриот» на Патриотической — по-моему, звучит очень красиво и… патриотично. Я ни разу не воспользовалась услугами этого банка, а вот господин Жуль мигом доверил все свои капиталы милому, уютному «Патриоту», где всех клиентов знали в лицо и непременно предлагали выпить чашечку кофе.

Бойкое место на улице Патриотической — кафе «Три толстяка». Это демократичное заведение с демократичными ценами и демократичным незамысловатым меню. В народе кафе прозвали «Три поросенка», его посещают и тинэйджеры, и пенсионеры; спешащие служащие забегают сюда выпить чашку кофе, а влюбленные парочки часами сидят под вынесенными на улицу тентами, прячась от жары и глазея на суетливую городскую жизнь. Я тоже частенько захожу в это кафе. Покупаю большую чашку американо, кусок шоколадного торта и… жалею, жалею себя, что я такая молодая, красивая, умная и одинокая.

Конечно, в моей жизни периодически случаются «ухажеры», как называет их вездесущая Клара Сергеевна, но, как правило, это богатые папики с пузцами, толстыми кошельками и лысинами. Завоевав в 2004 году титул первой красавицы страны, я вдруг обнаружила, что нормальным, веселым, сильным парням «мисс» не нужны. Общепризнанная красота действует на них, как пугало на ворон. Они предпочитают нетитулованных девчонок, пусть и с худшими внешними данными. А вот папиков хлебом не корми, дай засветиться с какой-нибудь мисс. Я их гоню, толстеньких, вместе с их букетами, конфетами, кредитками, связями и выгодными предложениями. И не потому, что мне нужен только Константин Жуль, а потому что мне не нужны ни кредитки, ни связи, у меня все в этой жизни есть — молодость, красота, здоровье, квартира, образование и… призрачная надежда, что когда-нибудь господин Жуль посмотрит на меня другими глазами. Я живу этой надеждой, лелею ее, она кажется мне смыслом и стимулом моего легкого, безоблачного существования.

Завоевав два года назад титул «мисс», я поняла, что от него больше мороки и неприятностей, чем ожидаемых привилегий и почестей. Не вынеся долго публичности, я отгородилась от мира, перестала давать интервью, отказалась от массы выгодных контрактов и предложений, и зажила в своем маленьком, обособленном, уютном мирке, со своей странной, безответной любовью, на своей с детства любимой улице Патриотической. Уже год, как я не выезжаю за пределы этой улицы, несмотря на то, что у меня есть красный «Фольксваген», который пылится перед домом на автомобильной стоянке.

Мне здесь хорошо и спокойно, спокойно и хорошо и, пожалуй, я единственная женщина в мире, променявшая титул красавицы на должность секретарши агентства, которое никому не нужно.

«Цок, цок, цок», — нарастал непривычный для городского шума цокот подков оп асфальту. Он приближался, с каждой минутой становился все веселей.

— Привет, Бубон! — крикнула я, перегнувшись через перила балкона.

Внизу, по пешеходной дорожке, неспешно продвигалась повозка, забитая до отказа детьми. Она была украшена разноцветными воздушными шариками, бумажными гирляндами и еще какой-то невероятно-яркой ерундой. Тащил повозку старый, каурый конь, на шее которого тихо бренчал колокольчик. На козлах сидел рыжий клоун, с круглым красным носом, в берете с помпончиком, в невообразимо-розовых шароварах и зеленой рубашке с манишкой. На лице у клоуна сияла нарисованная красной краской улыбка.

— Привет, мисс Вселенная! — подняв голову, заорал клоун. — Как дела у красавицы?

— Отлично! — как обычно, ответила я.

Конь, звеня колокольчиком, упрямо тащил повозку по привычному, заученному маршруту — до светофора на перекрестке, потом направо, по улице Театральной, и снова направо, на Патриотическую. Маршрут назывался «окружная» и для всех желающих прокатиться на повозке в сопровождении клоуна, стоил десять рублей. Желающими в основном оказывались дети, причем, если десяти рублей у них не было, они все равно набивались в повозку, и все равно Бубон возил их в «окружную».

— Ты знаешь, что стала еще красивей? — Бубон помахал мне беретом с помпончиком. Нарисованная улыбка дрогнула у него на лице и расползлась так, что кончики красных губ достигли ушей.

— Знаю! Только мне это ни к чему!

— Врешь! Любая девушка мечтает быть миской, но не у всех это получается!! — Бубон зажмурился, из глаз у него хлынули две струи искусственных слез. Затем он выхватил из широкого рукава букет пластиковых цветов и помахал им в воздухе.

Дети за его спиной дружно захохотали и, тыкая в меня пальцами, заорали:

— Миска!! Миска!! На балконе повисла!

Я скорчила деткам гримасу.

Повозка с мерным цокотом удалялась от моего балкона.

— Что, работы невпроворот? — крикнула я Бубону.

— Как видишь! — кивнул Бубон на детей. — Корчагин уже еле ноги таскает. Но-о, Корчагин, но-о! Пше-о-л веселей! — подхлестнул он коня, но тот и ухом не повел, шел размеренно и степенно.

Я помахала Бубону рукой. Клоун отвязал от повозки розовый шарик и отпустил его в небо. Шарик пролетел мимо меня, я попыталась схватить его, но у меня ничего не вышло. Он взмыл в небо, а детки, заметив мой казус, дружно захохотали. Пришлось показать им язык.

Я не знаю настоящего имени Бубона, не знаю, старый он или молодой, не имею представления, как выглядит клоун без грима. Живет он где-то недалеко, в частном секторе. Зарабатывает на жизнь Бубон только тем, что катает народ на своей повозке и развлекает клоунскими штучками. Когда детское время заканчивается, к нему частенько подсаживаются влюбленные парочки, или подвыпившие компании. Однажды Бубона чуть не убили. Какие-то пьяные уроды решили его ограбить. Они ударили клоуна по голове, забрали у него деньги, выкинули из повозки и, хлестая Корчагина, угнали его в неизвестном направлении, если только про коня так можно сказать — «угнали». Бубон две недели провалялся в больнице с сотрясением мозга, Корчагин вернулся домой через три дня, подавленный и исхудавший. Повозки при нем не было. Бубон потом долго мастерил новую из старых досок и колес, найденных на городских свалках. С тех пор клоун выезжает на работу только с деревянной дубинкой. Он называет ее «угощение» и прячет в укромном местечке, под своим сиденьем.