Сон дядюшки Фрейда - Дарья Донцова Страница 4

– Потому – что? – перебил меня таможенник.

– Он умер, – лихо соврала я. – Зачем трупу паспорт?

Андрей свел брови в одну линию.

– Труп свиньи нельзя перевозить в купе. Мертвец следует в багажном вагоне, в гробу или в спецупаковке. Должно быть разрешение на перевозку покойника. Покажите его!

– Вы меня неправильно поняли, – начала выкручиваться я, – вернее, вы очень умный, это я неправильно выразилась, Роджер скончался, но не до конца.

– Не понимаю, – еще сильнее нахмурился представитель таможни.

– С одной стороны, он жив, а с другой – уже нет, – заюлила я. – Паспорт не могут дать, потому как организм более не функционирует, а покойником Роджи не признают, поскольку он… он… он…

– Он? – повторил Андрей. – Он что?

– Чучело! – выпалила я. – Вроде мумии поросенка.

– Чучело? – повторил досмотрщик и пощупал Роджера. – Оно не пустое внутри.

– Конечно, – кивнула я, – шкуру всегда чем-нибудь набивают.

– И теплое, – договорил Андрей, – чучела не такие. У моего тестя в гостиной стоит лиса, она холодная.

Я опять включила блондинку.

– Замороженная?

– Нет, – возразил Андрей, – не ледяная, просто прохладная, ваша свинья намного теплее, и она дышит. Видите, грудь поднимается-опускается.

Из-за горячего желания спасти Роджи от карантина во мне пробудилась буйная фантазия.

– Ну конечно, поросенок шевелится. Говорила же вам, он жив и мертв одновременно, это новое слово в чучелостроительстве, полная имитация реально существующего организма, внутри спрятан моторчик, который никогда не ломается.

– Вечного двигателя не существует, – возразил дотошный досмотрщик.

Но я была начеку.

– Я говорю о так называемой атомной батарейке, она рассчитана на двести лет.

– Радиоактивные вещества запрещены к вывозу, – тут же отреагировал Андрей.

– Ну что вы, – засмеялась я, – просто название такое, внутри ничего опасного нет, фирма, которая делала чучело, называется «Атомное животное».

– М-да, – крякнул Андрей, но не ушел.

Чтобы наконец избавиться от назойливого офицера, я схватила Роджера и встряхнула его. Поросенок продолжал гениально изображать мертвеца, он повис переваренной макарониной в моих руках, а я заулыбалась во весь рот.

– Ну? Разве живой мини-пиг станет так себя вести?

– Нет, – после небольшого раздумья согласился досмотрщик и вдруг поинтересовался: – А что в пакете?

– В каком? – заморгала я.

– В этом! – повысил голос представитель таможни.

С одной стороны, я радовалась, что дядька отвязался от мини-пига, но с другой – мне стало тревожно, лишиться деликатесов не хотелось.

Я изобразила идиотку.

– Где? Не вижу.

– Да вот же он, – процедил Андрей, потянулся к полиэтиленовому пакету, и тут Роджер оглушительно пукнул.

«Не надо было угощать его виноградом», – пронеслось вихрем в моей голове. Офицер мигом забыл про продукты.

– Что это за звук?

Я потупилась.

– Простите. На нервной почве желудок взбунтовался.

По купе пополз характерный запах, Андрей смутился. Я положила поросенка прямо на кулек с прекрасной белорусской едой и уставилась на таможенника с выражением горячей бескорыстной любви во взоре. И тут Роджер опять громко испортил воздух.

– Эй, да это мумия безобразничает, – изумился Андрей, – значит, она живая и обязана иметь паспорт.

– Чучело иногда выпускает воздух, который скапливается внутри, – объяснила я, – это естественный процесс.

Не говоря ни слова, Андрей вышел в коридор, я перевела дух, схватила кулек с сыром-индюшатиной-творогом-сметаной, запихнула его под подушку, навалилась на нее спиной и замерла. До ушей долетело попискивание, затем прорезался негромкий голос таможенника:

– Николай, совет нужен. В вип-вагоне баба, россиянка, с ней чучело свиньи. Оно странное, теплое, дышит, пердит, но ведет себя, как покойник. Нет, не пил я ничего. Свин лежит, не шевелится, пассажирка его трясет, он молчит. Нет, не ветчина, не колбаса, он в шубе. Но она не свиная, скорей уж собачья или овечья, кудрявая. Нет, я не ел грибы, которые Оля вчера насобирала. Это не свинья в пальто, оно не снимается, типа шкура. Может, ты сам Нинкиных суточных щей похлебал и теперь не способен понять, че тебе втолковывают? Оно чучело! Так баба говорит. На батарейках! Ща спрошу.

Андрей заглянул в купе.

– Ваша свинья какого производства? Кто ее сделал?

– Человек, – заулыбалась я, – таксидермист.

– Страна какая? Германия? США? Франция?

– Россия, – уточнила я, – только наши люди могут создать истинный шедевр.

Андрей пропал из виду. Через минуту я опять услышала, как он ведет тихий разговор:

– Николай! Кабан российский. Его сделал таксист. Откуда я знаю! Может, у шофера хобби такое идиотское. Ща!

Таможенник снова вошел в купе.

– Год смерти свиньи уточните.

– Одна тысяча восемьсот девяностый, – выпалила я первое пришедшее на ум число.

– Антиквариат! – подпрыгнул мужик. – Предъявите бумаги, разрешающие вывоз старины.

Я захлопала ресницами и мигом поняла, что надо сказать.

– Вы о чем? Разве тысяча девятьсот восьмидесятый год древность? Боже! Намекаете, что я старуха Изергиль?[3]

– Откуда старуха? – не допер Андрей. – Из какого города? Ергиль? Бабушка следует с вами? Позовите ее! Во время таможенного досмотра пассажиры должны находиться на своих местах.

– Я путешествую одна, – заверила его я.

– Старуха из Ергиля – ваша соседка? – не утихал Андрей.

– Она давно умерла, – вздохнула я.

– Провозите ее тоже как чучело? – насторожился офицер. – Предъявите мумию.

– Извините, я просто неудачно пошутила, – забормотала я.

– Какой год изготовления свиньи? – насупился Андрей. – Уточните медленно и четко.

– Тысяча девятьсот восьмидесятый, – повторила я.

Дознаватель выскользнул в коридор.

– Николай! Кабан современный. Ясно.

Послышались тяжелые шаги, скрип двери соседнего купе и бас Андрея:

– Алкоголь, сигареты имеются?

Я шумно выдохнула, закрыла дверь и весело произнесла:

– Роджер, таможня ушла, полиции нет!

Поросенок вскочил и кинулся меня целовать, я погладила его.

– Ты умница, самый прекрасный мини-пиг на свете, а уж какой мудрый! Просто нечеловечески сообразительный поросенок.