Дело о черной вдове. Записки следователя - Александр Ковалевский Страница 4

– Тебе чего здесь надо, убогий? Мы по пятницам не подаем! – «приветствовал» его один из них, когда Илья на ходунках подошел к их шумной компании.

– От вас? Ничего, – с достоинством ответил Илья, пристально разглядывая ночных автогонщиков.

– Тогда чего уставился, как баран на новые ворота? Давай, вали отсюда, и побыстрее! А то свалишься со своих костылей нам под колеса, отвечай потом за таких козлов, – прокричал один из них, и Илья сразу узнал его. Это был Владислав Загоруйко, протиравший тряпкой лобовое стекло своего «порше». Никаких сомнений больше не оставалось – это тот самый «мажор», перекошенная рожа которого до сих пор преследовала его в кошмарных снах.

Илья не мог просто так оставить прозвучавшее в его адрес оскорбление и в холодном бешенстве двинулся на своих ходунках к обидчику, но из-за охватившего его волнения споткнулся и упал под ноги гогочущей толпы. Из-за дикой боли, пронзившей позвоночник, он потерял сознание от болевого шока. Что было потом, он помнил смутно. Опять «скорая», операционный стол, реанимация и та же палата, из которой он выписался год назад, только теперь у него не прекращались жуткие боли в спине и он не мог заснуть без обезболивающих. Надежды же на улучшение не было, и опять он оказался прикованным к инвалидной коляске. Врачи сказали – необходима операция, которую в их стране не делают, слишком сложный случай, и помочь ему могут только хирурги из германской клиники. Стоить такое лечение будет около ста тысяч евро. Илья же за год накопил только пять. Этой суммы не хватит на операцию, но должно было хватить на другое, и он попросил своего друга, которому доверял, как себе: «найди мне киллера»…

Обмануть старшего следователя по особо важным делам Василевскую ему не удалось. Он выдал себя, когда она предъявила ему на опознание фотографию Владислава. Мужчине вообще невозможно обмануть женщину, у которых врожденная чувствительность гораздо тоньше мужской, и малейшую ложь они чувствуют мгновенно. И то, что Илья солгал, якобы не узнав по фотографии Владислава Загоруйко, для «важняка» Василевской было косвенным доказательством того, что он и есть заказчик убийства «мажора», которого она сама бы пристрелила, если бы тот сбил насмерть кого-то из ее родных и близких. Но все это эмоции. Преступление нужно расследовать, а степень вины Ильи пусть определяет суд, который должен будет учесть обстоятельства, толкнувшие его на такой шаг, а также состояние его здоровья. Чтобы расставить все точки над «i», ей достаточно было установить, что Владислав Загоруйко на автомобиле марки «Nissan» действительно совершил тот роковой наезд. На допросе его отец вынужден был признать, что полтора года назад Влад сел пьяным за руль джипа, оформленного на его фирму. Водитель, официально закрепленный за этим автомобилем, отработав смену, оставил машину на служебной стоянке, а ключи сдал охране. В то время у Влада еще не было личного автотранспорта, и отец иногда разрешал ему покататься на служебном авто. Докатался…

Заказное убийство можно было считать раскрытым. Когда Василевская приехала к Илье с постановлением о его аресте и предложила ему написать явку с повинной, что зачлось бы ему как обстоятельство, смягчающее наказание, к ее удивлению, долго уговаривать его не пришлось. Илья сказал, что он и сам собирался это сделать, чтобы все знали, за что он вынес смертный приговор этому «мажору». И хотя, признав свою вину в заказном убийстве, он отказался помочь следствию в розыске киллера, установить личность которого без его показаний не представилось возможным, в глубине души следователь Василевская не осуждала его за такой самосуд. Наоборот, порекомендовала ему хорошего адвоката – Олега Михайловича Харченко, которого она знала как настоящего профессионала своего дела, а главное, как исключительно порядочного человека, и даже арестовывать Илью не стала, а оставила его до суда под подпиской о невыезде. Зоя посоветовала также своему подследственному требовать, чтобы его дело рассматривал суд присяжных.

Сочувствуя Илье, Василевская, как работник прокуратуры, никак не могла спустить такое дело на тормозах. Тем более что он и не думал отказываться от своей явки с повинной, так что пусть его судьбу решает суд, и лучше пусть это будет суд присяжных, которые должны судить непредвзято, согласуясь с собственным жизненным опытом и совестью, как написано в памятке присяжного заседателя.

Задача суда присяжных заседателей, не вникая в юридическую сторону дела, – ответить на основной вопрос: «Виновен ли подсудимый?» При этом они вправе признать подсудимого невиновным при доказанности факта преступления и причастности подсудимого к его совершению. Так было на вошедшем в историю суде присяжных по делу Веры Засулич, которая 24 января 1878 года практически в упор стреляла из револьвера в петербургского градоначальника генерал-адъютанта Трепова, по приказанию которого был высечен розгами политзаключенный за то, что не снял перед ним шапку. На том знаменитом процессе под председательством Анатолия Федоровича Кони – известного российского юриста и писателя – присяжные заседатели, говоря «невиновна», вовсе не отрицали того, что совершила Вера Засулич, а лишь не вменяли ей этого в вину.

Сам же Кони, по его собственному признанию, желал тогда, чтобы разум присяжных возобладал над чувством и подсказал им решение, в котором признание вины Засулич было бы «со снисхождением», что давало бы суду возможность применить к виновной наказание сравнительно не тяжкое. Однако судьба распорядилась иначе. Когда прозвенел звонок присяжных, они вышли, теснясь, с бледными лицами, не глядя на подсудимую, и старшина дрожащей рукой подал ему лист. Против первого вопроса стояло крупным почерком: «Нет, невиновна!» Как вспоминает Кони, оправдательный вердикт присяжных тогда был встречен таким шквалом отчаянных аплодисментов, топотом ног, криков несдержанной радости под возгласы: «Браво! Ура! Молодцы! Вера! Верочка! Верочка!», что все слилось в один треск и стон, и вопль. Многие крестились, обнимались, и даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали. Когда выкрики стали мало-помалу затихать и наконец настала особая, взволнованная тишина, Анатолию Кони оставалось только объявить Засулич свободной и закрыть заседание. Если присяжные заседатели вынесли вердикт «невиновен», судья обязан вынести оправдательный приговор.

В огромной части тогдашнего образованного общества оправдание судом присяжных Веры Засулич приветствовалось самым горячим образом. Сам Кони позднее признал, что «приговор присяжных, быть может, и неправилен юридически, но он верен нравственному чутью; он не согласен с мертвой буквой закона, но в нем звучит голос житейской правды; общество ему не может отказать в сочувствии».

Что касается дела Ильи Смирнова, то старший следователь по особо важным делам Василевская считала, что у ее подследственного больше шансов на оправдательный вердикт суда присяжных, чем было у Веры Засулич, ставшей первой российской женщиной, совершившей террористический акт. Она пришла к Трепову на прием, выхватила из-под плаща револьвер и на глазах нескольких полицейских чиновников дважды выстрелила в него, тяжело ранив. На вопрос, признает ли она себя виновной, ответила: «Я признаю, что стреляла в генерала Трепова, причем, могла ли последовать от этого рана или смерть, для меня было безразлично». Так что с доказательной базой в ее деле все было однозначно, тем не менее суд присяжных вынес вердикт «невиновна». Решающую роль в том знаменитом процессе сыграла, конечно, блестящая речь ее защитника Петра Акимовича Александрова, который еще до суда говорил своим коллегам: «Передайте мне защиту Веры Засулич, я сделаю все возможное и невозможное для ее оправдания, я почти уверен в успехе». Защитниками Веры Засулич стремились стать сразу несколько адвокатов, но вначале она собиралась защищать себя сама, однако после получения обвинительного акта сделала официальное заявление, что избирает своим защитником бывшего прокурора судебной палаты Петра Акимовича Александрова.