Блондинки начинают и выигрывают - Светлана Успенская Страница 4

Ну, давай же, давай, скорей, мысленно умоляю я ее, не в силах произнести ни звука… Не в силах отвести потрясенный взгляд.

А он, этот мычащий призрак, фантом, гоблин, горгулья, кобольд, инкубус, зародившийся из смеси осеннего тумана с городским смогом, худосочный выкормыш Гойи и Босха, единоутробный близнец уродцев Шемякина и Дали, — он все ближе и ближе. Он тянет костлявую, заскорузлую руку, точно собираясь вцепиться мне в горло…

Он наклоняется и просительно заглядывает в сумрак теплого салона.

Дыхание перехватывает, точно кто-то сдавливает глотку мускулистой, безжалостной рукой. Я сейчас выскочу, ударю его. Я его уничтожу! Чтобы он не смел существовать, такой отвратительный, такой безобразный, такой… Такой похожий на меня!

Наконец машина трогается и вскоре плавно вклинивается в поток заворачивающих на Земляной Вал автомобилей. Я обмякаю на сиденье — опустошенный, выжатый, как лимон, обессиленный. Сердце ритмично и вязко вспухает в груди, как будто кто-то вбивает гвозди влажно тукающим молоточком.

Неужели мне все это привиделось? Неужели распоясавшееся, больное воображение вызвало из подсознания, истрепанного перегрузками, жуткое видение, представило его во всей красе, во всем фантасмагорическом ужасе, во всем величии чудовищного замысла?

Но привычный вид знакомых улиц, успокоительная картина городского муравейника действуют на меня расслабляюще. Нет, показалось… Конечно, показалось!

— Па-а! А почему мы должны давать этому дяде денежку? — Это любопытная Леночка.

Нервно откашливаюсь, собираю для связного ответа разбегающиеся, как тараканы, мысли. Меня выручает жена.

— Этот дядя больной. И если нам его жалко, если хочется помочь ему, можно дать немного мелочи, — назидательно объясняет она.

Машина осторожно лавирует в автомобильном потоке.

— А зачем ему деньги? — не отстает Леночка. Она настырна и очень любопытна.

— Чтобы купить водки! — Павлик с вызовом выжимает из себя демонстративное «ха-ха-ха».

— Чтобы купить хлеба! — сердито обрывает неуместный смех жена. — Ему не хватает денег на хлеб.

— А почему ему не хватает… — продолжает Леночка по инерции. Подобные диалоги она может длить бесконечно, выдавая на-гора без малейшего напряжения цепочки виртуозных головоломок.

Стоп! Неужели мне не показалось? Да, значит, не показалось. Если еще кто-то, кроме меня, наблюдал это отвратительное видение, значит, оно вовсе не порождено моей больной фантазией. Но неужели из моих близких и присных никто не заметил, что я и он… Я и он…

— Приехали!

Раздается тикающий звук поворотного устройства. Иришка удачно вписывается в ряд припаркованных автомобилей и, выключив двигатель, облегченно выдыхает застоявшийся в легких воздух. Она довольна своими успехами: всего один раз заглохла на светофоре и даже вполне прилично припарковалась. Что ж, пора приступать к разграблению магазина…

Мы выгружаемся и дружной стайкой направляемся ко входу огромного, недавно открытого универмага, чьей рекламой полнятся все модные женские журналы. Иришка уже посетила его с разведцелями и теперь ждет одного моего знака, чтобы ринуться и скупить все подряд.

— Там есть такая кофточка… Ну я тебе говорила о ней вчера… Рюши и меланж, очень нежный цвет… К моей коже очень хорошо. Елена, не отставай! Павел, несносный мальчишка, не толкайся, немедленно дай руку папе… Так вот, к ней чудесно подойдут те брючки с пояском, если их немного переделать сбоку…

Привычная легковесная болтовня. Она самодостаточна, и, слава богу, нет необходимости вникать в ее смысл. Довольно лишь изредка кивать и мычать что-нибудь одобрительное: «гм», «да», «ага», «точно», а самому окунуться в хаос раздраженных мыслей…

Ну конечно, показалось! Дурь, блажь, фантазия — и только. Нервы, нервы распоясались. Пожалуй, стоит поведать об инциденте Виктору Ефимовичу, моему психоаналитику. Упомянуть с легким смешком, точно о незначительном анекдотце, который не только не вызвал приступ болезненно сильного сердцебиения, а даже наоборот — породил желание посмеяться над случившимся.

Конечно, показалось! Уж мое-то семейство непременно заметило бы наше сходство. Иришка непременно воскликнула бы что-то вроде: «Ах, как забавно, Саня, посмотри на этого типа!» Правда, в тот момент она глядела на светофор, а не на попрошайку. Или наше сходство не показалось ей столь уж разительным? Или ничего вообще не было, я его придумал?

А дети? Смогли бы они уловить то расплывчатое, ужасное в чертах грязного побирушки, что делает родство между мной и ним бесспорным и еще более ужасным по своей сути?

Но дети уже забыли и странного субъекта, и недавнюю потасовку в машине. Леночка требовала купить ей какую-нибудь вещичку поновее, а Пашка с тоской ждал момента, когда расстояние между ним и отделом электронных игрушек станет минимальным и можно будет ринуться туда, несмотря на грозные оклики осипших предков.

— Как ты считаешь, этот пиджак меня не сильно полнит? — заинтересованно осведомилась Иришка и, услышав в ответ неразборчивое бурчание, которое можно толковать в любом смысле, кивнула: — Так я и думала…

Как и все современные женщины, даже страдающие дистрофией, жена ужасно боится поправиться. Она постоянно сидит на диетах, добровольно превращая свою жизнь в ад заточения в клетке ненавистного тела. И это при весе меньше половины центнера!

Мысли вновь, как привязанные, возвращаются к утреннему инциденту. Нет, определенно показалось, размышляю я. Смотрю на вышколенных продавщиц в соблазнительной униформе, на шаркающий вдоль витрин народ, выуживаю из своей зрительной памяти прочно впечатанный облик незнакомца и понимаю наконец: абсолютно ничего общего! Просто показалось! Удивительно, как могут разыграться нервы! Смешно, как можно распсиховаться из-за пустяка!

Сразу делается легко и как-то пусто внутри. Точно из тела высосали всю кровь, оставили лишь одну оболочку — надутый гелием резиновый шарик, слабо трепыхающийся на ветру.

Я обращаю внимание жены на весьма симпатичный костюм в талию и даже предлагаю его примерить. Ей приятна моя заинтересованность, давненько я ее не проявлял. Наш брак уже лет сто назад превратился в сосуществование (увы, не всегда мирное) двух каторжников на цепи, причем каждый из них втайне мечтает отправиться в диаметрально противоположные стороны. Чем диаметральнее — тем лучше.

Иришка критически оглядывает костюм и негодующе произносит:

— В нем я буду выглядеть дохлой селедкой! — Подведенные глаза обидчиво округляются.

Все женщины делятся на две глобальные категории: «ужас какая дура» и «прелесть какая глупенькая». Моя супруга принадлежит, безусловно, ко второй. Она не слишком-то умна, но мила на диво. Прекрасная женщина, чудесная мать, добросовестная супруга и все такое, только очень уж недалекая. Очень незамысловатая. Никакой тайны, никаких душевных терзаний, никакой загадки.

Дом, семья, дети, новый костюм, новая диета, новые рецепты, проблемы что надеть и как накраситься — вот круг ее интересов. Этот круг аккурат вмещается в формат среднего женского журнала. Иных забот, кажется, у нее нет. А рецепты разрешения тех, что есть, подробно расписаны на глянцевых страницах. Они перемежаются яркой рекламой, где томные красотки сладострастно изгибаются, как кошки, а мускулистые красавцы с интимным прищуром навязчиво предлагают дамам свой тиражированный образ.