Портной из Панамы - Джон Ле Карре Страница 4

Все же пиджак Рамона Радда немного тесноват ему под мышками. Они стояли лицом к лицу у большого окна, и Рамон то скрещивал руки на груди, то опускал их, то закладывал за спину, а Пендель нежно ощупывал кончиками пальцев швы и походил в этот миг на врача, выясняющего, где болит.

– Если и тесноват, так самую чуточку, Рамон, – объявил он наконец. – Обычно я без крайней необходимости рукава не распарываю, иначе пиджак будет плохо смотреться. Но поглядим, что тут можно придумать, когда заскочишь в следующий раз ко мне.

И они снова сели.

– Ну хоть сколько-то риса эта самая ферма производит? – спросил Радд.

– Я бы сказал, совсем немного, Рамон. Нам всем мешает глобализация. Так мне объясняли. Просто рис, поступающий из других стран, где фермеры получают субсидии от правительства, намного дешевле. Видно, я поспешил. Мы оба поторопились.

– Ты с Луизой, что ли?

– Да нет. Мы с тобой, Рамон.

Рамон Радд нахмурился и взглянул на часы. Он всегда вел себя так в присутствии клиентов, у которых нет денег.

– Жаль, Гарри, что ты не сделал ферму независимой компанией. А ведь такая возможность у тебя была. Заложить прибыльную лавку, чтоб купить ферму, где вечно не хватает воды для полива риса, – нет, это недальновидно.

– Но, Рамон, ведь ты сам тогда на этом настаивал, – возразил Пендель. Однако должного негодования изобразить не удалось, его сжигал стыд. – Ты же сам говорил, что мы должны нести общие расходы по организации этого бизнеса, иначе ни о какой ферме не может быть и речи. И это было условием сделки. Да, признаю, моя вина, просто я не должен был тебя слушать. А я послушался, и вот что вышло. И еще мне кажется, что именно ты был тогда представителем банка. А вовсе не Гарри Пендель.

Затем они принялись обсуждать скаковых лошадей. У Рамона в личной собственности имелись две. Потом перешли к недвижимости. Рамон владел участком земли на побережье Атлантического океана. Может, Гарри как-нибудь заедет к нему, купит кусок земли поблизости, а если не построится в течение года или двух, банк Рамона обеспечит его закладной. Однако Рамон не пригласил ни Луизу, ни ребятишек. И это несмотря на то, что его дочь ходила в ту же школу, что и Ханна, и девочки дружили. И еще Пендель испытал невероятное облегчение оттого, что Рамон ни словом не упомянул о двухстах тысячах долларов, унаследованных Луизой от покойного отца и переданных Пенделю с целью вложить в какое-нибудь стоящее и надежное дело.

– А ты не пытался перевести свой счет в другой банк? – спросил Рамон, исчерпав все сколько-нибудь приличествующие случаю темы для разговора.

– Не думаю, что это что-то даст, Рамон. А почему ты спрашиваешь?

– Да просто позвонили тут из одного коммерческого банка. Сказали, что хотят знать о тебе все. Твою кредитоспособность, обязательства, разные там препоручительства. Короче, целую кучу разных вещей. Но я, разумеется, им ничего не сказал.

– Да они, наверное, рехнулись. Или имели в виду совсем другого человека. И что это за банк такой?

– Британский. Звонили из Лондона.

– Из Лондона? Тебе звонили из Лондона? Спросить обо мне? Но кто? Какой банк? Я думал, они все давно разорились.

Рамон Радд выразил сожаление, что не может ответить точнее. В любом случае он, естественно, ничего им не сказал. Такого рода поощрения его не интересуют.

– Бог ты мой, какие еще поощрения? – воскликнул Пендель.

Но Радд уже, похоже, забыл, о чем говорил.

– Представления, – рассеянно произнес он. – Рекомендации. Все это вещи нематериальные. А Гарри есть и остается его другом. Я тут подумываю о блейзере, – заметил он, когда они уже обменялись прощальным рукопожатием. – Темно-синем.

– Каким именно темно-синем?

– Ну, совсем темном. Двубортном. С медными пуговицами. В эдаком, знаешь ли, шотландском стиле.

И тут Пендель в приливе благодарности поведал ему о совершенно роскошной новой линии моды в пуговицах. Партию оных он недавно получил из Лондона, производство компании «Бэдж энд Баттон».

– Они даже могут изобразить на них твой семейный герб, Рамон. Стоит мне только свистнуть. И изготовить запонки в том же стиле.

Рамон сказал, что подумает над этим. Была пятница, и они пожелали друг другу приятного уик-энда. А почему бы и нет? Ведь то был еще один обычный день в тропической Панаме. Несколько облачков на финансовом горизонте, но ничего такого, с чем бы он, Пендель, в конце концов не справился. Из какого-то странного лондонского банка звонили Рамону, а может, и не звонили. Рамон был по-своему милым человеком, да и клиентом выгодным, когда платил, и они распили с ним не одну бутылку спиртного. Но надо быть по меньшей мере доктором психологии и обладать чутьем экстрасенса, чтоб разобраться в том, что творится в его испано-шотландской башке.

Всякий раз Гарри Пендель возвращался на свою маленькую улочку с тем же чувством, с каким моряк возвращается в родную гавань. Иногда он даже поддразнивал себя, представлял, что его ателье пропало, что его обокрали или стерли с лица земли взрывом бомбы. Или же что никакого ателье там просто никогда не было, просто одна из его фантазий, игра воображения, внушенная не кем иным, как покойным дядей Бенни. Но сегодняшний визит в банк привел его в некоторое смятение, и, едва въехав под тень высоких деревьев, он начал искать глазами свой дом. «Ты ведь настоящий, дом», – говорил он, глядя, как подмигивает ему сквозь листву ржаво-розовая черепичная крыша в испанском стиле. – И никакое не ателье или иное средство к существованию. Ты дом, о котором круглый сирота мечтает всю свою жизнь. Если б дядя Бенни видел тебя сейчас!…"

– Видишь вон там крылечко, увитое цветами? – спрашивает Пендель у Бенни и подталкивает его локтем в бок. – Так и манит тебя войти в прохладу и уют этого дома, где тебя обхаживают, точно какого-нибудь пашу!

– Гарри, мальчик, это предел мечтаний, – отвечает дядя Бенни и прикасается обеими ладонями к полям своей черной шляпы-котелка. – Да, владея таким ателье, ты свободно можешь брать фунт только за вход!

– А вывеску видишь, Бенни? Эти две буквы "П" и "Б" так хитро сплетены вместе, что как бы образуют герб! А потому ателье знают в каждом уголке города, везде: и в клубе «Юнион», и в Законодательной палате, и даже во дворце Цапель! «Недавно побывали в „П и Б“, да? Сразу видно», "А вон пошел такой-то и такой-то в костюме от «П и Б»! Вот так нынче говорят люди о моем ателье, Бенни!

– А я и раньше так говорил, Гарри, мальчик мой. Чутье и стиль у тебя есть, этого не отнимешь. И глаз-алмаз тоже. Вот только непонятно, в кого ты у нас такой пошел? Это вопрос!

И вот Гарри Пендель, к которому почти полностью вернулось самообладание и хорошее настроение, который почти забыл о Рамоне Радде, поднимается по ступенькам. И готов начать свой рабочий день.