Траектория чуда - Аркадий Гендер Страница 4

Да, как я и предполагал, карабкаться надо было на самый верх. Но вот и нужная дверь с белой кнопочкой звонка на наличнике. Безуспешно пытаясь успокоить дыхание, я позвонил. Секунда, две, пять десять — из-за двери не доносилось ни звука. Может быть, я ошибся домом? Или это изощренный розыгрыш? Я позвонил еще раз — никакого эффекта. Я топтался под дверью, наверное, уже минуту. Глазки дверей напротив, казалось, сверлят меня взглядами бдительных соседей. Надо было что-то делать. Я вздохнул, и, глядя на клеточки кафельного пола, в третий раз надавил пластиковую пуговку. И вздрогнул, потому, что звонок из проема внезапно распахнувшейся двери раздался вдруг оглушительно громко. "Ну, чего вы радилидонились, как звонарь на Троицу?" — раздался из задверной темноты сердитый шепот, вслед за которым высунулась белая тонкая рука, крепко схватила меня за запястье и втянула вовнутрь. Дверь с легким шелестом закрылась у меня за спиной, и я оказался в кромешной темноте.

Хотя уже через пару секунд глаза стали привыкать к скудному освещению, и различили очертания ощутимо маленькой прихожей. Чуть более светлый проем неширокой арки вел в единственную, похоже, комнату. Видневшийся на фоне этого проема силуэт через секунду обрел очертания женской фигуры, стоящей, опершись плечом о косяк. На самом деле в квартире было не так уж темно, просто, похоже, окна и в комнате, и на кухне были занавешены плотными шторами, и скоро мои глаза начали привыкать к скудному освещению. Я различил, что женщина одета во что-то такое явно домашнее до колен и как-то по-старинному кутается в то ли платок, то ли плед. Немудрено — в квартире было на удивление прохладно. Однако же лицо силуэта продолжало в тени быть совершенно неразличимым. Но тут женщина высвободила из-под платка уже знакомую мне тонкую руку и щелкнула выключателем на стене. Загоревшийся свет наконец-то осветил крохотную прихожку типичной московской хрущевки, а заодно — и хозяйку квартиры. Первый взгляд на новую знакомую — это такой волнительный момент! Никогда не знаешь, какова будет действительность, даже если на фото — писанная красота. Но от сердца сразу же совершенно отлегло.

Девушке Вите — а это была, несомненно, именно она — на первый взгляд было самое большее лет двадцать пять. Выглядела она, пожалуй, даже выше своих метра семидесяти. Сложение ее проще всего было описать двумя словами тонка и стройна. И очень красива! Сразу, как и на фото, притягивали взгляд волосы, цветом оказавшиеся не просто светло-русыми, а с удивительным золотым отливом. Они просто, но со вкусом были собраны у нее на затылке в замысловатый пучок, оставляя открытым высокий и чистый белый лоб. У нее был нос с тонкой линией переносицы и губы — сочные, но не полные, и с уголками рта, приподнятыми в постоянной полуулыбке, как у Джоконды. Чуть по-славянски выступающие скулы совершенно не портили это лицо. Даже только всего этого вполне хватало, чтобы любой другой обладательнице такой внешности ходить в записных красавицах. Но были еще глаза — потрясающие глаза! Сами по себе немаленькие, они от того, что были широко расставлены, производили впечатление просто огромных. Серо-зеленые, не очень светлые, но какие-то прозрачные и оттого светящиеся, как весенний лед на реке, пронзенный солнечным лучом. Глаза — зеркало души? Наверное. В любом случае, отражение того, есть у человека душа, или нет. В этих глазах душа была, и ее там было столько! Да, эти глаза сразу производили совершенно убойное впечатление. Ресницы, длиннющие и пушистые, как елка в зимнем лесу, достойно обрамляли их. А выше изгибались абсолютно правильными широкими дугами брови, явно не знавшие прикосновений пинцета за полной того ненадобностью. Просто Голливуд какой-то, право слово! До этой минуты я точно знал, что самая красивая женщина, какую я когда-либо знал за всю свою почти четвертьвековую кобелиную практику — это Жанна. Но это было только до той минуты, когда я увидел это лицо… И еще — теперь я был просто абсолютно уверен в том, что где-то это лицо я уже видел! Но где, когда? Может быть, она — модель, и снималась для каких-нибудь журналов? Ладно, потом вспомню.

Хотя весь этот совершенно недвусмысленный осмотр хозяйка квартиры восприняла спокойно и совершенно естественно, дальше глазеть становилось просто неприлично, и я уже раскрыл было рот, чтобы что-нибудь сказать, но тут она первая нарушила молчание:

— Ну, здравствуйте! Не разочарованы? — произнесла она, и я про себя отметил, что кроме вообще приятного тембра ее голос звучит как-то очень волнующе.

— Нет, нет, конечно, нет! — спохватился я, улыбаясь ей в ответ самой обворожительной из моих улыбок. — Напротив, я просто восхищен, я…

— Вот и прекрасно, — очень мило перебила меня она. — Тогда проходите, и ради

Бога, извините меня за темноту кругом, задремала, пока ждала вас…

"Какой изысканный выговор за опоздание", — поразился про себя я. Я вспомнил первые слова, которые услышал от нее. "Раздилидонился", — кажется, сказала она? Не просто хороший и правильный, а просто старомосковский какой-то русский! Откуда ты, дитя?

— Да пробки, знаете ли, — начал было оправдываться я, но она, словно говоря: "Да бросьте, полно вам о пустяках!" махнула рукой, и жестом пригласила меня в комнату, сама пройдя первой.

Загоревшийся красноватым неярким светом торшер будуарно осветил очертания маленькой, под стать прихожей, комнатушки, вся обстановка которой говорила, как мне показалось, о вполне определенном ее предназначении. В углу у окна стояли телевизор и видеомагнитофон, в другом — маленький журнальный столик с кассетником и пепельницей на нем, да два креслица рядом с ним. В глубине комнаты притулился неприметный какой-то шкафчик типа секретера, на котором горел большими зелеными цифрами древний будильник «Электроника», а у противоположной стены стоял старенький сервант. Посуды и хрусталя в серванте, впрочем, почти не было, зато стоял на нем забавный ночник в виде толстого добродушного розового бегемота. Все остальное пространство комнаты занимала большая софа, застеленная спальным однотонным бельем неброской расцветки. Один угол одеяла был недвусмысленно отвернут и, как ни странно, это меня несколько покоробило. Не слишком ли прямолинейно хозяйка малогабаритки сообщает мне о том, что прекрасно осведомлена о конечной цели моего визита? И что без экивоков согласна? Хотя, собственно, не за этим ли самым ты сюда пришел, а?

— Так, ну, давайте, может быть, познакомимся по-человечески? Итак, вы?.. — вывел меня из задумчивости голос хозяйки.

— Я — Антон, — чуть не сбившись с идиотского псевдонима, отрапортовал я.

— А мое полное имя — Виталия, — подхватила она и протянула мне руку. Я взял ее холодные пальцы в свою руку и поцеловал.

— Обожаю галантных кавалеров! — рассмеялась Вита-Виталия.

— Сколько иронии, — состроил я обиженную гримасу.

— О, нет, нет! Никакой иронии! — вскричала она и порывисто чмокнула меня в щеку. — Это так приятно. Мы, женщины (мне показалось, что это слово она произнесла с каким-то особенным нажимом) так любим в мужчинах хорошие манеры!

Странно, но явный наигрыш и экзальтация, прозвучавшие в этой фразе, произнесшую ее совершенно не портили, просто это выглядело как вполне естественное женское кокетство и желание понравиться. И это, как ни странно, польстило мне.