Восьмерка, которая не умела любить - Валерия Леман Страница 4

Я не зря отметил, что люблю свою кухню. Она не просто современна и комфортабельна, она, если хотите, поэтична. Взять хотя бы эту стеклянную дверь в сад и широкую полосу окна вдоль всей длины разделочного стола. Занимаясь готовкой, я вижу удивительные картины: осенний дождь, срывающий золотые листья, хлопья пушистого снега на ветках, набухающие почки и первое весеннее цветение, буйство зелени лета, разноцветье трав… Можете представить, какой сумасшедший аромат врывается в распахнутую дверь в мае, когда в саду цветут сирень и жасмин? Я заношу на мощенную камнем крытую террасу стол и легкие плетеные стулья, чтобы вкушать трапезу на свежем воздухе.

Эта летняя мебель и сейчас была на террасе, и я похвалил себя за то, что накануне поставил под навес стулья, так что ночной дождь их не замочил. Пока мясо в духовке покрывалось ароматной сырной корочкой, я протер стол, расставил вокруг него стулья и нащипал на грядке за кустами шиповника свежей зелени. Оставалось только сварить кофе.

Романтическое пробуждение ото сна у большей части населения нашей планеты обычно ассоциируется с дивным ароматом арабики. В таком случае могу поспорить, что, несмотря на всю дребедень, что обычно поет Заки девушкам, он — не романтик: его разбудил запах мяса. И тот же запах поднял его с дивана в гостиной, заставив приползти на кухню неумытым, с помятым заспанным лицом, в одних клетчатых трусах до колен. Заки равнодушно взглянул на кофе, который я засыпал в турку, и, почесывая под мышкой, уставился на уютно освещенное нутро духовки.

— Брат, я умираю с голоду, — проговорил он и, прошлепав к раковине, принялся пить воду из-под крана.

Хм, яркая иллюстрация известной поговорки: в пьянстве замечен не был, но по утрам долго и жадно пил холодную воду…

Тут, кстати, самое время остановиться на одном вопросе. Когда Заки шутя называет меня братом, в этом есть определенный смысл. Нет, формально между нами нет абсолютно никакого родства: в нем по отцовской линии течет еврейская кровь, во мне — французская. А вы ведь представляете себе разницу между Востоком и Западом? И все-таки именно наши корни в чем-то нас и роднят: мы с ним полукровки. Русские мамы, каникулы у русских и зарубежных бабушек-дедушек, воспитание с пеленок на двух языках, двуязычные же мысли, так что сам порой не понимаешь, кто ты, русский, француз или еврей. Полукровки — особая нация, и мы с Заки оба к ней принадлежим. Между прочим, если кому интересно: имя Заки — сокращение от Захар.

— Давай скорей сюда то, что так божественно пахнет, — заявил мой друг, наконец напившись и усаживаясь на табурет.

Я безжалостно поднял его и погнал на террасу резать хлеб, раскладывать вилки и расставлять чашки к торжественному выносу мяса. Сначала бездельник заскулил, но заводить волынку не стал — наверное, действительно был голоден. В итоге уже через пятнадцать минут мы сидели на фоне шиповника, усыпанного оранжевыми ягодами, и смаковали мой кулинарный шедевр.

— Кайф! — воскликнул Заки, покончив со своей порцией и подкладывая добавку. — Разве эти дурочки с экономического могут приготовить нечто подобное? Никогда! Чем они нас кормили — котлетами из ливера и лука? И после этого у них еще хватило наглости выставить нас среди ночи на улицу. В частности меня, заслуженного артиста Израиля, лучшего исполнителя роли Джакомо Казановы!

— Вчера ты вспоминал другую свою роль, — плавно свернул я разговор на нужную мне тему. — «Минувшей ночью, когда вон та звезда…»

Заки слегка нахмурился, но аппетит не потерял.

— Понимаю, — проворчал он, — сейчас ты вцепишься в меня как заправский следователь в попытке вытащить какие-нибудь там детали. Уж эти мне твои игры в детектив! Но, клянусь мамой, я ничего не помню о той вечеринке с мертвецом.

Я разлил по чашкам кофе.

— Ты был тогда пьян в стельку, что видно невооруженным взглядом. Хочешь, расскажу, как все было? Тебя привезли в какую-то компанию уже в стадии «недоперепил», и ты сразу же вырубился на диванчике. Подобным образом у тебя заканчивается практически каждый второй загул.

— Вполне возможно, — пожал плечами Заки, завершая трапезу, откидываясь на спинку стула и начиная ковырять в зубах спичкой. — Но я ничего не помню.

Спорить с ним было бесполезно. Ко всему прочему, Заки никогда не любил детективов — ни Гарднера, ни Рекса Стаута, ни классику в лице Агаты Кристи и Конан Дойла, ни даже ширпотребного Чейза. Углубление в малозначительные на первый взгляд детали наводит на него тоску.

— Слушай, давай забудем эту ночь и все, что было, начиная с того момента, как псих таксист высадил нас у парка, — предложил мой друг несколько раздраженно. — В конце концов, не мы убили бедного парня, к нам его смерть не имеет никакого отношения.

Ох, как же он ошибался! Но в тот момент на солнечной террасе в теплых ароматах августа все казалось незыблемо прекрасным и беззаботным, а ночное происшествие далеким и каким-то нереальным.

Мы выпили кофе, потом я вспомнил, что в баре еще осталась початая бутылка армянского пятизвездочного коньяка. Под нее мы и обсудили вчерашних дерзких экономисток, одна из которых, кстати, была очень даже ничего.

— Она не экономистка, — заявил Заки, когда я описал девицу в деталях, — сценаристка или киноведка, точно не помню.

— При чем тут киноведки? — возразил я. — Там были одни экономистки. Когда ты видел, чтобы киноведческий факультет снисходил до экономического? У них слишком разный интеллект.

— Она сама мне сказала, что учится то ли на сценарном, то ли на киноведческом, — упорствовал Заки. — К экономисткам зашла просто купить травки, увидела меня, ну и… Сам понимаешь.

Я понимал. Трудно найти человека с таким же самомнением, как у Заки. Длинные ресницы, зеленоватые глаза и каштановые кудри моего друга, конечно, производят на девушек впечатление, но Заки все-таки сильно преувеличивает масштабы своего шарма.

Еще немного попрепиравшись, мы сошлись на том, что неглупую то ли киноведку, то ли сценаристку звали Светой и что у нее были чудесные длинные ноги. Впрочем, Заки не особо на них запал — во-первых, из-за высокого роста обладательницы оных, превышающего его собственный (приятель болезненно переживает, что не слишком высок), а во-вторых, он не любит умных девушек (сами отгадайте, почему). Таким образом, разговор перешел на просто красивых девушек.

— Умными хотят быть некрасивые или закомплексованные, — горячился Заки. — Зачем женщине ум и всякая там эрудиция? Ей достаточно быть красивой. Красивых все любят, а умных… Кому нужны умные?

— Не все так рассуждают, — возразил я. — Лично мне сто лет не нужны полные дуры, а послушать тебя, так всю жизнь ты общаешься именно с такими.

— Ну нет! — так и взвился Заки. — Я не говорю, что у меня совсем не было умных. Только с ними в конце концов всегда становится скучно. По крайней мере, почти со всеми.

Друг на мгновенье задумался. Потом улыбнулся.

— Бывают, конечно, исключения. Помнишь Касю? Она знала кучу умных вещей, но с ней никогда не было скучно. Если бы не та рыженькая, я бы, возможно, на Касе женился.