Демон в моих глазах - Рут Ренделл Страница 4

Артур приготовил себе ланч, состоявший из двух отбивных на ребрышках, картофеля со сметаной и стручковой фасоли. Благодарю покорно, но ваших замороженных продуктов я не употребляю. Тетушка Грейси научила его получать удовольствие от свежей, хорошо приготовленной пищи. Ланч завершился куском сливового пирога, который Джонсон испек в четверг вечером. После этого он сразу же вымыл грязную посуду. Одна из заповедей тетушки Грейси гласила, что только неряхи копят грязную посуду в раковине. Поэтому Артур всегда мыл посуду сразу же, как только заканчивал есть. Он прошел в спальню. Кровать была разобрана. Артур застелил чистые розовые простыни и надел на подушки такие же розовые наволочки. Он не мог выносить вида грязного постельного белья. Однажды, собирая арендную плату, Артур мельком увидел разобранную кровать Котовски. Ужинать в тот день он уже не смог.

Очень тщательно Джонсон стер пыль с мебели в спальне и протер все серебряные колпачки на хрустальных флаконах тетушки Грейси. Мебель в квартире принадлежала к поздневикторианской эпохе – красивая, но немного тяжеловатая. После тщательной полировки она становилась как новая. Артур все еще чувствовал себя виноватым за то, что отказался от традиционного воска и пользовался теперь всякими полиролями. Тетушка Грейси никогда не одобряла легких путей. Он критически осмотрел тюлевые занавески на окнах. Они были слишком тонкими, чтобы стирать их в прачечной, поэтому он стирал их дома руками, раз в месяц. По идее, до срока оставалась еще целая неделя. Но район был такой грязный, а ничто не собирает на себя грязь лучше, чем белые тюлевые занавески. Артур стал снимать их и во второй раз в день оказался перед видом подвальной двери.

В квартире Котовски не было окна, которое выходило бы на эту сторону. Дверь можно было видеть только из его квартиры и из окна комнаты № 2. Это Артур выяснил уже очень давно, еще в самом начале своей жизни в этом доме. За эти двадцать лет в его жизни во внутреннем дворе почти ничего не изменилось. Дверь в подвал никогда не красили, хотя со временем кирпичные стены потемнели, а бетон во дворе выглядел влажным и был зеленоватого цвета. Никто никогда не видел, как он пересекает этот двор, подумал Артур, аккуратно развешивая занавеси на спинке стула, и никто никогда не видел его входящим в подвал. Он смотрел на дверь, погрузившись в воспоминания.

Со Стэнли Каспианом они вместе ходили в школу – начальную школу на Мертон-стрит, – и уже тогда Стэнли был большим, грубым толстяком. И всегда – задирой.

– Тетушкин сынок! Тетушкин сынок! А где твой папашка, Артур Джонсон? – дразнил он Артура, а потом, с находчивостью, неожиданной для любого, кто хоть раз заглядывал в его школьные тетрадки, вдруг выдавал: – Курица без яйца, у Артура нет отца!

Но годы делают людей терпимее или, во всяком случае, сдержаннее. Когда они снова случайно встретились на Тринити-роуд в возрасте тридцати двух лет, Стэнли был благожелателен и даже участлив.

– Мне очень жаль, что ты потерял тетушку, Артур. Ведь она была тебе заместо матери, да?

– Да.

– Теперь тебе понадобится новая квартира. Настоящий приют холостяка, а? Не хочешь переехать на верхний этаж 142-го?

– Ну что же, над этим стоит подумать.

Ответ Артура прозвучал чопорно. Он знал, что миссис Каспиан оставила своему сыну много недвижимости в районе Западного Кенборна.

В то время дом больше походил на руины, а верхний этаж был просто ужасен. Однако Артур сразу увидел его потенциал – и всего-то за два фунта десять шиллингов в неделю! Поэтому он принял предложение Стэнли. А через пару дней, когда стал приводить квартиру в порядок, спустился в подвал, чтобы поискать там стремянку.

Она лежала в самой дальней комнате на кипе плотных черных занавесей – затемнения, оставшегося после войны. Она была голой, и ее белая пластиковая кожа выглядела прохладной и блестящей. Артур так никогда и не выяснил, кто притащил ее в подвал и оставил там. Сначала Артур почувствовал себя неудобно, как он чувствовал себя неудобно всякий раз, когда разглядывал обнаженные манекены в витринах магазинов. Но потом, понимая, что он с ней один на один и в подвал никто не войдет, Артур подошел к ней поближе. Так вот как они выглядят в действительности… Со страхом, трепетом и неприязнью он рассматривал две полусферы у нее на груди и слегка выступающий треугольник между ее сжатых ног. Что-то внутри него заставило Артура одеть манекен. В своей жизни он делал так много тайных вещей – почти все, что он делал, или хотел сделать, было тайным, секретным и не предназначенным для чужих глаз, – что он не задумываясь принес из квартиры черное платье, сумку и туфли. Все это когда-то принадлежало тетушке Грейси, и все это он перевез вместе со своими вещами из их старого дома на Магдален-хилл. Кто-то предложил ему передать эти вещи в ближайшую церковь, чтобы их раздали беднякам, но он не мог себе представить, как какая-нибудь грязнуля из Западного Кенборна будет вышагивать в одежде тетушки. У его белой женщины были худые ноги, а ростом она была почти с самого Артура. Платье тетушки Грейси едва доставало ей до колен. У манекена были рыжие нейлоновые волосы, завивавшиеся над скулами. Артур надел туфли и повесил на руку сумку. Для того чтобы лучше видеть, что делает, он ввернул в патрон стоваттную лампочку. Но, опять-таки, что-то внутри него велело ему вывернуть ее. В свете фонаря манекен выглядел как живая женщина, а подвальная комната, с неоштукатуренными кирпичными стенами, выглядела как темная аллея в лабиринте городских улиц. Конечно, одеть ее в одежду тетушки Грейси было святотатством, но именно это святотатство придало всему ощущение реальности и остроты…

Артур задушил ее прежде, чем понял, что делает. Задушил, сжав своими руками ее прохладную гладкую шею. Облегчение, которое он почувствовал, было почти настоящим. Артур опять прислонил ее к стене и вытер ее прекрасное белое лицо. После такого убийства не надо ни бояться, ни прятаться, ни бежать: закон позволяет убивать все, что угодно, если это только не живые люди… Артур оставил ее в подвале и вышел во двор. В то время в той комнате, которая сейчас была комнатой № 2, никто не жил. Да и весь дом был пуст, за исключением его квартиры. А когда комнату № 2 заняли, то первый жилец, как и его последователь, работал в ночную смену и пять дней в неделю уходил из дома в пять часов вечера. Но решение Артур принял уже тогда. Эта женщина его спасет. Она станет для него – как сказали бы те, кто хочет наложить на него свои руки, – его терапией. Женщины, которые ждали в темных аллеях и сами нарывались на неприятности, – они Артура не трогали, их боль и ужас были для него ничем. Однако собственная судьба его очень волновала. И чтобы обеспечить свою судьбу, он убьет в ее лице тысячи женщин – так она спасет его. И тогда уже ничто не будет угрожать ему, если он только не будет выходить после наступления сумерек и не будет пить алкоголь. Со временем Артур даже стал гордиться таким решением. Казалось, что оно камня на камне не оставляло от теорий тех специалистов – а в периоды обострений он их все изучил, – которые утверждали, что у мужчин с его проблемами полностью отсутствуют самодисциплина и самоконтроль над их навязчивой тягой к насилию. Артур всегда знал, что они несут ахинею. Почему у него не может быть ремиссии, как у члена Общества анонимных алкоголиков или пролеченного наркомана?