Нянька для олигарха - Ирина Мельникова Страница 4

Словом, она доигралась, допрыгалась, так сказать… Генерал предложил довезти ее до Путиловска. Что ж, сорок километров не расстояние, тем более, за рулем находился водитель начальника Гена… И она же опять под влиянием винных паров, а скорее, от чувства эйфории, что сумела смутит самого генерала, которого в управлении боялись не меньше шаровой молнии, согласилась…

А начальник, оказалось, был, как курок, на боевом взводе. Гене пришлось ночевать в машине на стоянке, а у Надежды случилась одна из лучших ночей в ее жизни. Они почти не разговаривали, но разве нужны слова, если мужчине и женщине хорошо вместе? Но утром генерал не смотрел ей в глаза, ретировался в пять утра, даже не выпив чаю, а через месяц нашел ей замену в лице молодого сотрудника.

Конечно, Надежда никоим образом не надеялась на продолжение отношений, но была потрясена их итогом. Она не привыкла жаловаться, да и кому можно было пожаловаться, что с ней обошлись, как с грязной ветошью: использовали и выбросили. В ту ночь она впервые плакала в подушку. По правде, в самом укромном, замкнутом от самой себя на огромный ключ уголке своего сердца, она хранила надежду, что генерал все-таки вспомнит о той ночи, и как-то объяснит свое решение.

Что скрывать, он ей понравился сразу, с первой встречи два года назад во время представления личному составу в зале коллегий областного УВД. В то время еще полковник, Михаил Викторович Лихоносов, был от природы светловолосым и кареглазым, высоким, широкоплечим и смуглым, но от загара, потому что много времени проводил вне кабинета в бесконечных поездках по области.

Через полгода он получил звезду генерал-майора, но на празднества по этому поводу Надежду не пригласили. За столом присутствовали лишь его замы, да областное руководство. Но тогда Надежда узнала, что у Лихоносова — молодая жена, лет на двадцать его моложе, паспортистка визовой службы в том городе, где Лихоносов до недавнего времени работал начальником криминальной милиции.

Тетки из канцелярии владели всей информацией, и рассказали Надежде, впрочем, как и всем, кто того пожелал, что ради паспортистки их новый начальник бросил жену с тремя детьми, а от новой имеет сыновей-близнецов, двух лет отроду. Тем более было непонятно, почему он вдруг так стремительно бросился в ее объятия, и любил, как человек, давно не знавший женщины?

А может, ей показалось, и она завысила его способности, потому что сама уже не помнила, когда в последний раз спала с мужчиной, хотя бы для здоровья, как любила говорить ее соседка Зоя. А вот последующая его реакция: слишком старательно делать вид, что ничего вообще не случилась, была как раз той самой, которую она ожидала. Но никак не думала, что от нее поспешат избавиться. Вероятно, чтобы не было повода вспоминать о своем недостойном поступке, чтобы забыть о проколе, который мог дискредитировать генерала перед лицом областной общественности, вызвать нежелательные слухи и сплетни.

Надежда даже не терялась в догадках, как это свойственно отвергнутым женщинам. Она сама строила свою карьеру, и понимала, каких усилий стоило Лихоносову пробиться наверх, а по слухам, он метил еще выше, в Москву, и никак не мог позволить себе запятнать мундир аморалкой. Впрочем, сейчас это называют «нескромным поведением», но в любом случае, даже если ты кристально чист и идеален, как руководитель, но у тебя нет мощного трамплина в лице влиятельных родственников или друзей, столичный Эверест не осилить, споткнешься еще на подступах к нему.

Правда, по тем же слухам, Лихоносов мечтал о менее высоких вершинах, порядка пика Победы или даже Эльбруса, но и туда путь мог быть заказан из-за пустяшной, казалось бы, ошибки…

Вот эту ошибку и подчистили… Вручили на память о боевом милицейском братстве стиральную машинку «Индезит», с пяток голландских роз, памятное письмо с благодарностью министра, а наутро Надежда сдала, куда следует, табельное оружие и удостоверение сотрудника милиции, пожала руку молодому наследнику, попрощалась с бывшими замами и вышла из здания городского ОВД в никуда…