Профессор Мориарти. Собака Д'Эрбервиллей - Ким Ньюман Страница 4

Однажды в Хайдарабаде шлюха пырнула меня ножом в спину, в другой раз я схлопотал пулю в колено от агента русской охранки в Нижнем Новгороде. Незадолго до возвращения в Англию мне изодрала грудь коварная старая тигрица, прозванная невежественными обитателями холмов Кошечкой Кали.

И после всего этого я оказался не готов к встрече с Мориарти!

Погоня за той тигрицей завела меня в водосток. Её раны оказались не столь серьёзными, как я полагал. Живучая тварь! Играючи К. К. разгрызла мой пробковый шлем, словно то была картерова печёночная пилюля, в клочья изорвала рубашку острыми как бритва когтями и располосовала грудь, оставив три кровавые отметины. Я чуть не погиб в том грязном вонючем туннеле, но твёрдо решил прихватить с собой и её — вытащил из кобуры веблей и выстрелил гадине прямо в сердце. Для верности выпустил весь барабан. Когда та цыпочка из Хайдарабада пощекотала меня пёрышком, я сломал ей нос. Так вот, у дохлой К. К. был почти такой же удивлённый и разгневанный вид. Возможно, тигрицы и женщины состоят в некотором родстве? Она испустила последний зловонный вздох прямо мне в лицо и окочурилась, придавив меня своей тушей. «Ещё один трофей, — подумал я. — Кошка сдохла, а Моран живёхонек. Ура! Победа!»

И всё-таки тигрица меня едва не прикончила. Раны от когтей загноились. К счастью, мужчинам ни к чему соски, ибо одного из них я тогда лишился. Из меня непрерывно сочилась серая дрянь. Пришлось собрать вещички и отправиться на лечение в Англию.

Думаю, кое-кто приложил немало усилий, чтобы спровадить меня с континента. У целой толпы болванов в накрахмаленных воротничках была для этого целая сотня причин. Да не забудьте про девиц, убеждённых, что тигров нужно исключительно гладить по головке и угощать лакомствами. Да ещё мужья, отцы и кавалеры многочисленных барышень (уже совсем не девиц). Да ещё Первый Бенгалорский сапёрный полк! Его солдаты предпочитали отсиживаться в окопах, пока Кровавый Душегуб выполнял львиную долю работы. Кому хочется выслушивать подобные напоминания?

Но что толку ворчать? Подавляющее большинство — мерзавцы и сукины дети. И это если брать в расчёт лишь моих белых недоброжелателей. Что же касается туземцев… лучше и не начинать. Возьмёшься перечислять, не управишься и за несколько дней.

Обычно долгое морское путешествие — прекрасная возможность поживиться. На борту всегда полно бездельников-офицеров и скучающих шпаков, в чьём багаже запрятаны толстые пачки банкнот. Сидишь на палубе и раскладываешь пасьянс в своё удовольствие, пока какой-нибудь олух не предложит перекинуться в картишки. Конечно же, чтобы игра вышла азартная, нужно сделать ставку, совсем пустячную, скажем пенсов шесть. Дайте мне два месяца, корабль и любой океан на выбор — я раздену всех присутствующих, начиная с капитанской пассии и заканчивая вторым любовником боцмана. Причём простачки останутся в полной уверенности, что все на судне сплошь мошенники, кроме, разумеется, Душегуба, единственного порядочного человека.

Зачастую я отправляюсь в путешествие sans le sou [3], а на берег схожу с полными карманами денег. Всегда приятно, неспешно прогуливаясь по пристани, слушать, как эти простофили объясняются с нетерпеливыми друзьями и сослуживцами, явившимися их встречать: мол, к несчастью, денежки, собранные на спасение предприятия по добыче гуано, или на покупку Библий для миссии, или на свадьбу, за время долгого пути куда-то внезапно подевались. Однако в тот раз, как ни прискорбно, недуг приковал меня к постели, и я путешествовал практически в полной изоляции. Проворным пальцам так и не довелось взяться за колоду. Всю дорогу я лежал и беспрестанно чесался, стараясь не сковырнуть бинты.

В итоге Душегуб оказался в Лондоне без гроша в кармане. А слухи распространяются быстро. Клерк с бесхарактерным подбородком за стойкой «Клариджа» вежливо сообщил, что мой обычный номер занят и, к его превеликому сожалению, поселить меня решительно негде. Мол, на дворе февраль, сыро, понаехало столько народу! Не заложи я свой хлыст, мигом бы нашёл ему применение. Сильнее проклятых туземцев ненавижу разве что гостиничную челядь. В большинстве своём это воры или даже хуже — доносчики. Сплетни среди них разлетаются так быстро, так что в другую гостиницу мне можно было даже не соваться.

Я уже подумывал отправиться в клуб «Багатель». Дело, честно говоря, рисковое, ведь там не любители собираются. Можно попусту потратить целый вечер, расшаркиваясь с точно такими же, как и я, плутами, которые не попадутся на мои уловки, а если и попадутся, то могут тоже оказаться не при деньгах. Ещё вариант — отправиться на Пикадилли и поошиваться там в надежде углядеть в сточной канаве обронённую десятку. На худой конец, затащить какого-нибудь фермера Джилса в тёмный переулок, раскроить ему черепушку и позаимствовать кошелёк. По сравнению с убийством Кошечки Кали — явная деградация, но деваться некуда…

— Никак Моран Душегуб? — протянул кто-то, и мне пришлось отвлечься от изучения сточной канавы. — По-прежнему палите во всё живое?

— Господин Арчибальд Стэмфорд? По-прежнему подделываете тётушкину подпись?

Я познакомился с Арчи в излингтонском полицейском участке. Меня тогда не только выпустили, но даже принесли извинения. Когда ты «особо отмечен за воинскую доблесть», ищейки прислушаются к тебе, а не к жалкому торговцу, оттирающему ластиком белый воротничок. А вот недотёпу Стэмфорда засадили в кутузку на полгода. Пытался снять денежки со счёта какой-то родственницы.

Судя по внешнему виду, Арчи с тех пор поднаторел в своём ремесле: галстук с булавкой, трость, серый с отливом сюртук, щегольской цилиндр и добротные ботинки. Вся его снисходительная манера и явное желание поддразнить говорили о наличии средств. Что ж, в таком случае — здравствуй, старый любезный друг!

Рядом как раз располагался театр «Критерион», так что я предложил пропустить по стаканчику в баре. После нескольких порций виски Арчи захмелеет, и вопрос, кому платить, решится сам собой. Я поведал ему трагическую историю о том, как мне не удалось поселиться в любимом номере, и посулил поведать о своих злоключениях и геройских подвигах во время Джовакской кампании. Хоть и сомневался, что заляпанного чернилами мерзавца тронут рассказы о дальних странах и подвигах на благо империи.

Глаза у Стэмфорда неприятно поблёскивали, и я невольно вспомнил о своей покойной подруге-тигрице. Он пожёвывал губами, словно изо всех сил сдерживал желание что-то рассказать. Подобные ужимки я впоследствии часто замечал у подчинённых моего благодетеля.

— Душегуб, старина, я знаю одно местечко, которое вам непременно подойдёт. Прекрасные комнаты на Кондуит-стрит, как раз над апартаментами миссис Хэлифакс. Вы же знаете эту особу?

— Ту, что держала публичный дом в Стипни? Железные мускулы и длинный язык?

— Она самая. Теперь перебралась в Вест-Энд. Так сказать, вступила в синдикат. В процветающую компанию.

— На её товар спрос будет всегда.

— Действительно. Но речь не только о шлюхах. Компания занимается ещё кое-чем. Есть один, так сказать, прозорливый человек, склонный к размышлениям. И у него возникли некоторые соображения по поводу моего ремесла и ремесла миссис Хэлифакс, да и вашего, между прочим, тоже.