Карающий ангел - Елена Ярошенко Страница 4

Нездоровый ажиотаж на провинциальном вокзале, — «Мерседес-Симплекс-Турер». — Родовое гнездо семейства Терских. — У феминисток не бывает таких печальных глаз. — Трагические вести из Москвы. — Тайна завещания старой графини. — Достопримечательности города Слепухина. — Заседание уездных феминисток. — Поэт-декадент Варсонофий Десницын и прелести могильного покоя. — Переполох в имении. — «Бабы помирают…» — Большой друг покойного батюшки. — Благотворительный взнос в пользу земской больницы.

Свою подругу я увидела из окна вагона, как только поезд подошел к станции. Маруся стояла на перроне, всем своим видом вызывая нездоровый ажиотаж в публике. На ней были мужские бриджи, кожаная куртка, краги и английское кепи.

Надо признать, с такой фигурой, как у Маруси, можно позволить себе любую одежду, хоть бриджи, хоть гусарский ментик, хоть греческую тунику, но местное общество все же предпочитало дам в консервативных кружевных платьях и шляпках с цветами.

Несколько подобных прелестниц издали брезгливо лорнировали Марусины бриджи. Сопровождавшие дам господа в котелках и канотье боялись рассматривать Марусю открыто, но тайком все же бросали на нее весьма заинтересованные взгляды.

Зато люди попроще — толстые бабы в цветных платках, ребятишки, разносчик с лотком пирожков, свободная паровозная бригада, пара носильщиков и инвалид, служащий в багажном отделении, — толпились возле моей подруги живописной группой, наслаждаясь экзотическим зрелищем.

Станционный жандарм, возмущенный непорядком, уже делал попытки разогнать зевак:

— Разойдись! Кому сказано, разойдись! Пассажирский поезд прибыл, а вы, бродяги, на перроне давку устраивать вздумали? Разойдись, вражьи души, а то враз в кутузку отправлю!

Мы с моей горничной Шурой вышли из вагона, причем часть вещей — тяжелый саквояж и шляпную коробку — несла я сама, ведь и у прислуги должны быть определенные права, не навьючивать же на нее весь багаж.

— Мари, дорогая! Я здесь! — Мне пришлось окликнуть Марусю и помахать ей рукой, чтобы обратить на себя внимание подруги. Окаменело-индифферентное выражение ее лица, рассчитанное на отпугивание зевак, моментально сменилось самым приветливым и радостным.

— Елена!

Мы расцеловались. Маруся выхватила у меня саквояж и коробку и повела нас куда-то за здание вокзала.

На брусчатке станционной площади стояло роскошное авто. (Некоторые предпочитают называть самодвижущиеся экипажи «моторами», но я предпочитаю слово «авто» — это коротко и элегантно.) Облепившие экипаж мальчишки с упоением давили на грушу клаксона, оглашая площадь довольно-таки мерзкими звуками.

— Ну как тебе мой малыш? «Мерседес-Симплекс-Турер», четыре цилиндра. Правда, прелесть? — спросила Маруся, любовно поглаживая стальной лакированный бок экипажа. — Авто — моя слабость. Я долго колебалась, что мне выбрать — «Олдсмобил», «Форд Мотор» или «Мерседес-Симплекс», — и, кажется, не прогадала. Для технического обслуживания пришлось нанять механика. Я бы и сама с радостью возилась с мотором, я в этом хорошо разбираюсь, но от подобной работы сильно страдает маникюр, а кожа на руках кажется какой-то немытой, машинное масло так и въедается в нее. Приходится стоять рядом с механиком и объяснять ему, что следует делать. Он, бедняжка, бестолков, как все мужчины…

— Маруся, ты хочешь сказать, что мы поедем на этом драндулете?

— Леля, голубчик, ты обижаешь моего «мерсика». Он ведь все понимает. Ты не представляешь, с какой скоростью мы сейчас помчимся. Двадцать пять верст в час! Или даже тридцать… Какой русский не любит быстрой езды? Меня так просто пьянит это ощущение полета… Держи шляпку крепче.

Маруся забралась на место водителя, повернула свое кепи козырьком назад и натянула на лицо безобразные очки на резинке.

Нам с Шурой ничего не оставалось, кроме как составить ей компанию. Авто, фыркнув и чихнув бензином, понеслось по дороге. Мальчишки с гиканьем устремились следом, но вскоре отстали. Даже самый быстроногий мальчик не в состоянии соперничать с чудом техники!

Поговорить дорогой не удалось, за ревом мотора слов разобрать было почти невозможно.

От механического чудовища в ужасе убегали собаки, куры и гуси, шарахались люди. Какая-то баба с ведром со страха перекинулась через низкую изгородь и предстала перед нами в неожиданном ракурсе — ногами кверху…

На выезде из города авто напугало двух старых лошадок, впряженных в огромный воз. Сидевший на возу мужик так ожесточенно жестикулировал вслед авто, что было ясно — он от всей души желает нам чего-то…

Наконец Маруся, лихо въехав в облупившуюся арку и миновав старинный запущенный парк, затормозила у крыльца двухэтажного усадебного дома. На мраморных ступенях лежали в расслабленных позах каменные львы.

— Ну вот, дорогая, счастлива приветствовать тебя в родовом гнезде семейства Терских. Входи, будь как дома. Комнаты для тебя приготовлены на втором этаже. Ты, верно, захочешь умыться и почистить перышки с дороги. Я буду ждать тебя в столовой.

Спустившись вниз минут через сорок, я нашла Марусю за накрытым столом. Лицо подруги показалось мне грустным и задумчивым. Вероятно, у нее что-то случилось, обычно Маруся выглядит жизнерадостной хохотушкой. Ладно, захочет поделиться, сама расскажет, а не захочет, так лучше не тревожить человека бестактными расспросами.

— Как идут дела с организацией филиала нашей Лиги? — спросила я, намазывая кусочек поджаренного хлеба тонким слоем варенья. — Есть здесь толковые женщины?

— Женщины есть. А вот толковые или нет — это как посмотреть. Обыкновенные женщины. Идеи борьбы за равноправие прививаются туго. Правда, мне удалось привлечь к работе Лиги нескольких дам, но не скажу, что это — цвет местного общества. Завтра я буду делать доклад о положении женщины в славянских племенах, я специально готовилась по трудам профессора Ключевского, соберутся члены Лиги, посмотришь на них. Может быть, и ты выступишь экспромтом с какой-нибудь темой? Все-таки свежий человек…

— Маруся, мне не дает покоя выражение твоего лица. У феминисток не бывает таких печальных глаз. Я не хотела задавать тебе вопросы, но все же, прости, у тебя ничего не случилось?