Кодекс 632 - Жозе Родригеш Душ Сантуш Страница 4

— Я не поняла, — перебила толстушка, — почему Янг не стал продолжать? Решил, что фонемами можно записать только иностранные имена?

Профессор помедлил, формулируя ответ.

— Видите ли, это как с китайским, — проговорил он наконец. — Кто-нибудь знает китайский?

По рядам прошелестел смешок.

— Отлично, уж не знаю, почему, но китайским никто из нас не владеет. Ничего страшного. Всем известно, что у китайцев принято идеографическое письмо, когда каждый символ соответствует не звуку, а понятию. Главный недостаток такого типа письменности в том, что для каждого нового слова приходится придумывать новое обозначение. Нам достаточно собрать слово из ограниченного набора знаков, а в китайском языке таких знаков были тысячи и тысячи. Как, по-вашему, они решили эту проблему?

— Выучили все наизусть… — хмыкнул кто-то.

— Фонетизировали свое письмо, — поправил Томаш, игнорируя вновь вспыхнувшее веселье. — Вернее, для старых слов оставили идеографику, а для новых сделали фонемами уже существующие символы. Возьмем для примера слово «Мозамбик». В кантонском китайском цифра три произносится как «зам» и обозначается тремя горизонтальными штрихами. — Он изобразил под отслужившими свое иероглифами соответствующий значок. — Когда китайцам понадобилось написать слово «Мозамбик», они поставили тройку на место второго слога. Видите? — Томаш удовлетворенно кивнул. — Янг решил, что с египетским языком приключилась та же самая история. Что египтяне приспособили для иностранных понятий известные символы. Ученый не сомневался, что исконно египетские слова записаны семаграммами и не стал тратить время на то, чтобы их расшифровать.

— И никто больше не пытался? — спросила толстушка.

— Конечно, пытался, — ответил профессор. — Появился другой ученый, француз Жан-Франсуа Шампольон. Он был весьма одаренным лингвистом, знал множество языков…

— И самаритянский тоже?

Последовал очередной взрыв хохота.

— Нет, но Шампольон читал на санскрите, зендском, коптском и пехлеви, не говоря уж о менее экзотических языках, так что было совершенно понятно, что рано или поздно он примется за египетские иероглифы. — Томаш снова посмотрел на незнакомку, гадая, кто она и что здесь делает. Новая иностранная студентка? И если эта девушка и вправду иностранная студентка, понимает ли она, о чем он говорит? Блондинка слушала очень внимательно, жадно внимая каждому слову. Она точно не уйдет отсюда, пока не научится читать иероглифы, решил Томаш. — Итак, наш приятель Шампольон взялся расшифровать картуши, до которых не дошли руки у Янга, и обнаружил в них имена Птолемея и Клеопатры. Ему повезло обнаружить еще один картуш, с именем Александра. К несчастью, все эти слова были иностранными, а ученый, как и его предшественники, считал, что их транскрипция не применима к египетскому языку. Все изменилось в сентябре тысяча восемьсот двадцать второго года. — Томаш сделал паузу, чтобы придать своей речи драматизма. — Когда Шампольон оказался в храме Абу-Симбел и воочию увидел надписи, сделанные задолго до греко-римского периода, надписи, в которых никак не могло быть иностранных слов. — Студенты слушали, затаив дыхание, они чувствовали, что профессор вот-вот подберется к самому главному. — Эти находки существенно упростили стоявшую перед Шампольоном задачу. Сравнив греческие картуши с более древними надписями, он понял, что египетское письмо вовсе не семаграфическое, как полагали его предшественники, а фонетическое. До разгадки тайны иероглифов ему оставался один шаг. Однако догадка ученого только усложнила задачу: как прочесть надписи на чужом языке, не зная его фонетики? — Томаш сделал красноречивую паузу, подчеркивая, сколь сложная задача стояла перед французским лингвистом. — Однако наш гениальный коллега не сдался и упрямо продолжал искать совпадения. Потратив немало сил и времени на этот кропотливый и бесплодный труд, он решил сосредоточиться на одном картуше. — Томаш нарисовал на доске четыре иероглифа и обвел рамкой. Первые два иероглифа в этом картуше были незнакомыми, последние два встречались в словах «Птолемей» и «Александр». — Он указал на последний значок. — В картушах этот символ соответствовал букве «эс». Здесь Шампольону пригодился принцип, по которому были расшифрованы картуши Абу-Симбела. — Томаш подписал под каждым иероглифом аналог на латинице, поставив вопросительные знаки у первых двух символов. На белой поверхности доски это выглядело так: «?-? — с-с». Профессор многозначительно постучал кончиком пальца по вопросительным знакам и повернулся к студентам. — Двух первых иероглифов не хватало. Что бы это могло быть? Что они означали? — Томаш указал на первый из расшифрованных символов. — Круглый иероглиф с точкой посередине напомнил Шампольону солнце. Он попытался определить соответствующий звук, исходя из этой догадки. По-коптски «солнце» — ра. А что если первый иероглиф означает именно это? — Томаш заменил первый знак вопроса слогом «ра». — Что же теперь? Как разобраться со вторым неизвестным? Шампольон предложил самое простое решение. Он был готов поспорить, что в картуше начертано имя фараона. Имя какого фараона начинается на «ра» и оканчивается на «эс»? — Студенты молчали, выжидая. — И тут в голову ученому пришла идея, дерзкая, неожиданная блестящая. — Томаш сделал еще одну паузу, чтобы подогреть внимание аудитории. — А что если это «эм»? Томаш стер второй вопросительный знак и написал на его месте букву «эм». Теперь его студенты легко могли прочесть: «ра-м-с-с»; Профессор глядел на них с торжествующей улыбкой, сияющий и гордый, будто только что собственноручно разгадал тайну иероглифа.

— Рамсес.

Преподаватель объявил об окончании лекции, и аудитория наполнилась шумом. Студенты подхватывали сумки, собирали тетради и, оживленно болтая, направлялись к дверям. Несколько человек окружили профессора, чтобы задать вопросы.

— Профессор, — спросила худенькая девушка с каштановыми кудрями. — Где можно найти «Précis du systéme hiérogliphique»? [1]

Речь шла о книге Шампольона, опубликованной в 1824 году; в ней лингвист подробно описал работу над расшифровкой иероглифов. Он писал о том, что древние египтяне говорили по-коптски, и опровергал распространенную гипотезу о семаграфической природе иероглифов.

— Могу предложить две версии, — проговорил Томаш, собирая свои бумаги. — В интернете или в Национальной библиотеке.

— А купить нельзя? Здесь, в Португалии.

— Насколько мне известно, нет.

Вежливо поблагодарив преподавателя, девушка уступила место строгой барышне в сером костюме, похожей на помощницу нотариуса.

— Профессор, я работаю и, к сожалению, не могу посещать занятия. Меня допустят до зачета?

— Да, приходите на последнюю лекцию.

— А какой это будет день?

— Понятия не имею. Сверьтесь с календарем.

— А что будет на зачете?