Акведук на миллион - Лев Портной Страница 4

— Полежите немного, попробуйте не шевелиться, — промолвила мадам Шерамбо. — Лекарь появится с минуты на минуту.

Она оставила меня одного. Я вновь воздел очи горе, наткнулся взглядом на распятие, висевшее на стене, и пробормотал:

— Зачет, Heus-Deus, и этим женщинам тоже зачет.

Помолившись, я расслабился, глаза сами собою сомкнулись, — сказалось нервное напряжение. Но едва задремал, как хлопнула дверь и заскрипел паркет под осторожными, но тяжелыми шагами. Я притих, испугавшись нарушить живительный сон.

— Я по вашу душу, — раздался вкрадчивый баритон.

Жесткие руки коснулись высеченного места, я вскрикнул от боли:

— Вы же сказали, по мою душу, а хватили за задницу!

— Я Хренькин, лекарь, — представился вошедший.

— А я думал, палачи вернулись, — процедил я сквозь зубы.

Он принялся обрабатывать мои раны. А я вообразил, как Алета, откинув рыжие локоны, с открытым ротиком прислушивается к тому, что здесь происходит, стиснул зубы и терпел. Глупость, конечно: наверняка она легла спать и еще неизвестно, достучишься ли до нее, случись надобность. И все же, если б не девица за стеной, орал бы я еще громче, чем во время экзекуции.

Доктор Хренькин знал свое дело. Он причинял мне острую боль и измучил меня сверх всякой меры, но, когда закончил, я почувствовал облегчение, словно в ту же секунду пошел на поправку, и впал в полуобморочную дрему. Я слышал, как исцелитель на цыпочках удалился, но сил не нашел ни поблагодарить, ни попрощаться. Так до утра кверху задом и проспал.

Когда же я проснулся, на душе было муторно. Пошевелился — свежие раны потревожились и прогнали остатки сна. Я вспомнил подслушанный в доме генерала разговор и обругал себя, что валяюсь в борделе, а нужно действовать!

Я постучал в стену и, превозмогая боль, поднялся с постели. Появилась Алета, а за нею мадам с фарфоровой чашечкой. Я вдохнул божественный аромат кофия, представил себе, как нынче же неприятно удивлю зарвавшегося генерала, и настроение мое улучшилось.

Вошла еще одна девица со стопкой одежды.

— Мы привели в порядок и погладили ваши вещи, — пояснила мадам Шерамбо.

— Храни вас бог, — ответил я. — А извозчика не вызвали?

— Вызвали, — кивнула мадам.

Встал вопрос: к кому ехать? Собственно, выбор невелик, да не очень-то прост: Поло [5]или Николай Николаевич. И тот и другой состояли в «партии молодых людей» и пользовались привилегией являться к государю без особого приглашения. И уже месяц, как оба стали государственными деятелями.

Душою я рвался к Паше, он был ближе — хотя бы в силу возраста. Но, обратись я к нему за помощью, он начнет злорадствовать. Ведь только что я критиковал его: зачем поступил на службу? Как можно заниматься либеральными преобразованиями, будучи скованным по рукам и ногам должностными обязанностями той самой системы, которую собрался реформировать? Поло же отвечал, что по горло сыт болтовней, пора засучить рукава и работать. Но я не верил в искренность его слов. Тщеславие — вот что подвигало его. Высокая должность и власть соблазнили Павла Александровича. И теперь он улыбнется и не преминет заметить, что как в задницу-то меня клюнули, так и побежал я к товарищу министра внутренних дел.

Выходило, что нужно идти к Николаю Николаевичу. Он тоже поступил на службу, но с ним по этому поводу я не спорил и поэтому мог похлопотать о своем деле без ущерба самолюбию. Правда, я недолюбливал Новосильцева за англоманию. Порою спросить его хотел, каково ему было в Лондоне преспокойно практиковать физические опыты в то время, как сумасшедший Нельсон и полуживой Паркер вели английскую эскадру в Балтийское море, еще не решив окончательно, кого бить — шведов, датчан или русских? По счастливому стечению обстоятельств выбор пал на датчан, и англичане едва не сожгли Копенгаген, оставив в покое русский флот.

А самое главное, англичане придумали виски! Разве можно дружить с теми, кто вместо водки пьет эту гадость?!

Я пошарил в кармане, вытащил рубль, загадал: орел — Поло, решка — Николай Николаевич. Подбросил монету, поймал, разжал кулак — орел. Значит, к Строганову.

Но речь идет о заговоре! «Дело такое, что Россия содрогнется от ужаса!» — так сказал неизвестный злодей. Тут не до личных симпатий. Нужно к Николаю Николаевичу, к нему император охотнее прислушается, на то и назначил статс-секретарем…

Я приказал извозчику везти ко дворцу Строгановых.

Оказавшись на месте, я велел доложить обо мне Новосильцеву, и дворецкий оставил меня в большом зале и удалился. В ожидании я принялся рассматривать живописную Минерву на потолке — творение Джузеппе Валериани. Губы богини скрывали снисходительную улыбку.

— Минерва похоти привела меня к Минерве мудрости, — пробормотал я.

Вернулся дворецкий и сообщил, что старый граф приглашает меня в кабинет. Я не подал виду, но рассердился, поскольку намеревался говорить с Новосильцевым, а не с Поло или его отцом.

Я оказался среди множества книг. Сверху послышались шаги. Старый граф спускался с антресолей, следом тяжело переваливался незнакомый мне господин. Должно быть, Александр Сергеевич знакомил гостя с минералогической коллекцией.

— Здравствуйте, Александр Сергеевич, — сказал я.

— Андрей Васильевич, Андрюша. — Старый граф обнял меня и трижды расцеловал. — Проходи, дорогой, проходи. Вот познакомлю вас к обоюдному удовольствию. Прошу, господа, подайте друг другу руки.

Неизвестный обладал внушительной внешностью и столь добродушным лицом, что захотелось немедленно вычеркнуть из числа смертных грехов обжорство. Он протянул мне ладонь с толстыми розовыми пальцами и промолвил:

— Я и репа.

Я оглядел его с удивлением: не пристал ли к нему какой овощ? Такового не обнаружив, пожал незнакомцу руку и сказал:

— Я и я.

Старый граф и его гость рассмеялись какой-то, понятной им двоим шутке, но неизвестный смотрел с таким добродушием, что мне и в голову не пришло обидеться. Александр Сергеевич подвел меня к столу, заваленному ветхими от времени бумагами, судя по виду, извлеченными из какого-то всеми забытого архива.

— Друг мой, представьтесь как следует, — попросил старый граф гостя.

— Яков Иванович Репа, — улыбнулся тот. — Штабс-капитан в отставке.

— Граф Воленский Андрей Васильевич, — ответил я. — Поручик в отставке.

— Присаживайся, Андрюша, присаживайся. — Александр Сергеевич взял меня за руки и потянул вниз.

Я опустился в кресло и навалился грудью на подлокотник, чтобы уменьшить нагрузку на недавние раны.

Старый граф переживал из-за моей размолвки с его сыном и наверняка взялся бы уговаривать помириться, если бы не присутствовавший Яков Иванович. Я любил Александра Сергеевича и простил бы Поло, только чтобы не огорчать его отца.