Мегрэ и тихий вор - Жорж Сименон Страница 4

Не он один это чувствовал. Сам директор управления уголовной полиции уже дважды пытался подать в отставку. В третий раз он не стал этого делать, поскольку знал, что заменить его некем.

Реорганизация, как говорили. Молодые люди, образованные, из лучших семей, внимательно изучали проблемы в тиши своих кабинетов, чтобы таким путем получить результаты. Из этого умствования, из этих ученых извращений возникали удивительные проекты, которые еженедельно превращались в новые циркуляры.

А новые предписания почти безоговорочно утверждали, что роль полиции должна быть не такой, как была до сих пор. Полиция должна быть инструментом аппарата правосудия. Она должна исполнять служебную роль, а не основную. Она должна быть исполнительным органом, А не головой.

Судебный следователь, не выходя из своего кабинета, прокурор, сидя за столом, должны вести следствие, отдавать распоряжения. Требовать рапорты и их исполнения. Ловкачи!

И что хуже всего, они желают отдавать распоряжения своим новым подчиненным — не тем проверенным, опытным, которые собаку съели на этой работе, а тем, к кому у них больше доверия.

Зачем нужны им, не высовывающим носа из-за своих бумаг, те, для кого университетом была улица, которые хорошо знают, что происходит на железнодорожных вокзалах, в больших универмагах, знают каждую забегаловку и каждое кафе в своем районе, которые запанибрата, с уличными девицами, знают все о «ночных рыцарях», умеют, если надо, поговорить с ними на их собственном воровском жаргоне? Что из того, что некоторые из старой гвардии, как Аристид Фумель, не в ладах с орфографией? Разве это самое важное?

Нет, самое важное для них — это дипломы, а ведь если бы надо было получить какие-то сведения в беседе один на один, Мегрэ знал, что может рассчитывать только на своих старых сотрудников.

Нет, его еще не просят уйти. Пока не просят. Они терпеливы. Они ведь знают, что еще два года — и он должен будет уйти на пенсию. Но все-таки, несомненно, наблюдают за ним украдкой: только бы он ошибся…

Мегрэ, сидя за завтраком, видел через окно, что в домах напротив одно за другим зажигаются окна. Он чувствовал себя словно оцепеневшим, как это обычно бывает, когда человека внезапно будят среди ночи.

— Фумель… Это тот косоглазый?

— Да.

— От которого жена убежала?

— Да.

— И он ее все еще не нашел?

— Кажется, она вышла замуж, живет в Южной Америке и имеет целую кучу детей.

— Он об этом знает?

— Зачем ему знать?

Придя на работу раньше, чем обычно, Мегрэ зажег настольную лампу с зеленым абажуром, хотя было уже светло. Протянул руку к телефонной трубке.

— Соедините меня с шестнадцатым комиссариатом полиции. Алло! Попросите инспектора Фумеля! Занят?.. Пишет рапорт?

Опять эти бумаги, формуляр… И кому все это нужно? Только трата времени!

Через минуту позвонил Фумель. Разговаривал он точно так же, как и ночью, вполголоса, как бы опасаясь, что кто-то его услышит.

— Это я, шеф.

— Люди из отдела установления личности уже закончили работу?

— Да, они ушли час назад.

— Судебный врач был?

— Да. Тот, новый.

Судебный врач тоже был «новым». Старый, доктор Поль, который в свои семьдесят шесть лет сам проводил вскрытия, недавно умер, и его место занял доктор Ламаль.

— Что он установил?

— То же самое, что и тот врач ночью. Этого типа убили где-то в другом месте. Нет сомнения, что он должен был потерять много крови. Последние удары, которыми раскроили лицо, были нанесены уже после смерти.

— Одежду с него сняли?

— Частично.

— Не заметили татуировку на правой руке?

— Откуда вы знаете, господин комиссар?

— Рыба?.. Что-то похожее на морского конька?

— Да.

— Отпечатки пальцев?

— Сейчас как раз проверяют по картотеке.

— Тело перевезено в прозекторскую?

— Да… Мне было очень неприятно, господин комиссар, вчера ночью… И теперь тоже… Но я не осмелился…

— Ты уже можешь написать в своем рапорте, что вне всякого сомнения жертву преступления зовут Оноре Кюэнде, родился в кантоне Во, в Швейцарии, пять лет служил в Иностранном легионе.

— Эта фамилия что-то мне говорит… Быть может, вы знаете его адрес?

— Нет. Но знаю, где живет его мать, если она еще жива. Я хотел бы поговорить с ней сам. И пораньше, чем другие.

— Они об этом узнают.

— Меня это не беспокоит. Запиши адрес, но не ходи к ней, пока я тебе не позвоню. Улица Муфтар. Номер дома не помню. Она живет на втором этаже над пекарней, почти на самом углу улицы Сен-Медар.

— Благодарю вас.

— Не за что. Ты останешься там?

— Должен писать этот проклятый рапорт. Это займет у меня часа два.

Итак, Мегрэ не ошибался! Это доставило ему чувство удовлетворения, далее полной радости, однако приправленной дозой меланхолии.

Прямо из своего кабинета он спустился вниз, в картотеку, в которой работали люди в серых кителях.

— Кто занимается отпечатками пальцев жертвы из Булонского леса?

— Я, господин комиссар.

— Нашел?

— Только что.

— Кюэнде?

— Да.

— Благодарю.

Оживленный, почти осчастливленный, Мегрэ, пройдя внутренними коридорами, оказался в здании Дворца правосудия.

В отделе установления личности он застал своего старого друга Моэрса, углубившегося — его это тоже не обошло! — в какие-то бумаги. Никогда до этого не было такого количества бумаг, как в последние шесть месяцев. Это и раньше было нужно, дело ясное, — делать что-то вроде административной работы, но в последнее время, как подсчитал Мегрэ, возня с бумагами занимала у полиции, в каждом отделе, восемьдесят процентов времени.

— Тебе принесли его одежду?

— Того приятеля из Булонского леса?

— Да.

Моэрс указал на своих сотрудников, которые как раз вытряхивали из двух больших бумажных мешков одежду убитого. Согласно шаблонному рутинному методу именно с этого начинались технические операции. Речь прежде всего шла о сборе всевозможной пыли и анализе ее: это часто давало пенные сведения — например, чем занималась, какую профессию имела жертва, где она чаще всего бывала, и это даже могло навести на след, где, в каком месте было свершено преступление.

— В карманах?..

— Ничего не было. Ни часов, ни бумажника, ни ключей. Даже носового платка. Абсолютно ничего.