Убийство под аккомпанемент - Найо Марш Страница 4

— «Крутой малый, крутой ствол»? — бросил пианист и тенором пропел лейтмотив. — Тоже мне номер! — добавил он без выражения.

— Ну же, полегче, Хэппи, не заводись. Пустячок, который сочинил его светлость, станет настоящим хитом, когда мы его раскрутим.

— Как скажешь.

— Вот именно. Я сделал оркестровку, и довольно броскую. Теперь слушайте. Его мыслишка, если ее верно подать, ух какая. В своем роде. Похоже, лорд Пастерн забрал себе в голову, что с этой своей музыкальной штучкой далеко пойдет. Сами понимаете. Малость крути за барабанами, малость крути с тарелками и круто разряди шестизарядный.

— Го-о-споди помилуй!!! — лениво протянул барабанщик.

— Идея в том, что ты, Карлос, выходишь к самой рампе и наяриваешь как бешеный. Воздух жжешь. За грань зашкаливаешь.

Мистер Ривера провел ладонью по волосам.

— Прекрасно. А потом?

— Идея лорда Пастерна в том, что ты звезда, ты публику заводишь, так на аккордеоне наяриваешь, чтобы чертям стало жарко, а на самом пике еще один прожектор высвечивает его. Он же сидит себе за барабанами в ковбойской шляпе, потом вдруг вскакивает, кричит «иппи-и-диии» и разряжает в тебя пистолет, а ты понарошку падаешь…

— Я тебе не акробат…

— Так или иначе, ты падаешь, а его светлость тогда задает жару, а потом мы переключаемся на марш «Похороны селедки» и свингуем во весь дух. Когда закончим, вы, мальчики, или кое-кто из официантов унесете Карлоса, но прежде я положу ему на грудь смешной такой веночек. Ну, — произнес, помолчав, мистер Морено. — Я не говорю, что идея чумовая, но может сработать. Это из рук вон, и потому вроде как неплохо.

— Ты говоришь, — спросил барабанщик, — что мы заканчиваем похоронным маршем? Я не ослышался?

— Сыгранным в манере Морри Морено, Сид, не забывай.

— Именно так он и сказал, мальчики, — вставил пианист. — Мы откланиваемся выносом трупа и приглушенной барабанной дробью. Заходите в «Метроном» на похоронный вечерок.

— Я решительно против, — возвестил вдруг мистер Ривера. Он грациозно встал. Костюм у него был голубино-серый, в довольно широкую розовую полоску, с подложными плечами невероятного размера. Общую картину дополняли бронзовый загар, волосы, которые, зачесанные ото лба и с ушей, лежали тугими набриолиненными барашками, безупречные зубы, крошечные усики и большие глаза навыкате. — Сама идея мне нравится, — продолжал он. — Она меня привлекает. Чуток жутковато, чуток странновато, но в целом что-то есть. Однако предлагаю маленькое изменение. Было бы гораздо лучше, если бы по завершении соло лорда Пастерна я выхватил пушку и застрелил его. Тогда его вынесут, а я всем покажу, что такое аккордеон. Так будет намного лучше.

— Послушай, Карлос…

— Повторяю, гораздо лучше.

Пианист подчеркнуто рассмеялся, и остальные хмыкнули.

— Предложи это лорду Пастерну, — посоветовал барабанщик. — Он же твой, черт побери, будущий тесть. Предложи, и посмотрим, что получится.

— Думаю, нам лучше сделать, как он говорит, Карлос, — сказал мистер Морено. — Правда лучше.

Мужчины стояли почти нос к носу. Выражение сердечности на лице мистера Морено было настолько привычным, что словно бы давно к нему приросло. Он вполне сошел бы за ловко сработанную куклу чревовещателя с бледным резиновым лицом, которое постоянно и непроизвольно складывалось в плутоватую гримасу. Невыразительные глазки с большими блеклыми радужками и огромными зрачками казались нарисованными. Куда бы он ни шел, когда бы ни открывал рот, его губы раздвигались, открывая зубы. Две глубокие бороздки прочертили пухлые щеки, кожа в уголках глаз собиралась складочками. Так час за часом он улыбался парам, которые медленно кружили мимо его пюпитра, улыбался и кланялся, и размахивал дирижерской палочкой, и снова раскачивался и улыбался. От таких усилий он обильно потел и иногда протирал лицо снежно-белым платком. А позади него каждый вечер его «Мальчики», облаченные в мягкие рубашки и подбитые ватином смокинги со стальными пуговицами-шипами и серебристыми клепками, напрягали мышцы и надували легкие, повинуясь нервическому подергиванию прославленной миниатюрной дирижерской палочки из черного дерева с хромированным кончиком, подаренной Морри одной титулованной дамой. «Мальчики Морри» вообще обильно использовали в «Метрономе» хром. Им поблескивали их инструменты, они носили наручные часы на хромовых браслетах, название оркестра сияло хромовыми буквами на рояле, выкрашенном алюминиевой краской, чтобы походило на хром. Над головами у «Мальчиков» гигантский метроном, подсвеченный разноцветными лампочками, мерно раскачивал свою огроменную стрелку с хромовым наконечником. «Хай-ди-хо-ди-о, — постанывал мистер Морено. — Гумп-глумп, джидди-идди, ходи-о-до». За это и за то, как он улыбался и раскланивался и управлялся со своим оркестром, правление «Метронома» платило ему сто фунтов в неделю, а уже из этой суммы он платил своим «Мальчикам». Его и «Мальчиков» — в расширенном составе — приглашали на благотворительные балы и иногда на частные танцевальные вечеринки. «Отличная вышла вечеринка, — говорили тогда, — был и Морри Морено, и все такое!» В своем пруду он был крупной рыбой.

И «Мальчики» у него были не мелкая рыбешка, все как один профессионалы. Он подбирал их, не жалея трудов, а критерием служило умение поднимать омерзительный и исключительно сложный гвалт, известный как «Манера Морри Морено». Они выбирались за сексуальную привлекательность и выносливость. Морри говорил: «Чем больше нравишься, тем больше должен выдавать на-гора». Кое-каких музыкантов он мог бы заменить без больших проблем: второго и третьего саксофониста, например, а еще малого за контрабасом, но пианист Хэппи Харт, барабанщик Сид Скелтон и аккордеонист Карлос Ривера были, как выражался Морри, «сливки, пальчики оближешь». И Морри снедала постоянная тревога, что вдруг, еще до того, как публика пресытится Сидом или Карлосом, один из них или все разом могут озлиться или еще чего и уйти от него в «Короли свинга», к «Парням Перси» или к «Бони Фэннегену и его весельчакам». А потому со своими «сливками» он всегда обходился осторожно.

Вот и сейчас он осторожничал с Карлосом Риверой. Карлос был ох как хорош. Его аккордеон заводил публику, а когда объявят о его помолвке с Фелиситэ де Суз, это станет крутым трамплином для «Морри и Мальчиков». Таких, как Карлос, еще поискать.

— Будет тебе, Карлос, — лихорадочно уговаривал Морри. — Слушай, у меня есть идея. Ха! Как тебе это? Пусть-ка его светлость стреляет в тебя, как хотел, да только промажет. Понимаешь? Он делает удивленное лицо, опять в тебя целится, опять стреляет, и так несколько раз подряд, а ты в ус не дуешь, наяриваешь свое крутое соло, и всякий раз, когда он стреляет, кто-то другой из «Мальчиков» делает вид, что убит, и выдает фальшивую ноту. Ха! Скажем, каждая следующая будет пониже да потише, а? А ты только улыбаешься и раскланиваешься сардонически, а сам жив-здоровехонек? Как насчет такого, мальчики?

— Н-у-у, — критически протянули «Мальчики».

— Такое возможно, — снизошел мистер Ривера.