Одна тень на двоих - Татьяна Устинова Страница 4

Конечно, Данилов не пошел за ней. Он ни за что не поставилбы ее в неудобное положение.

Кретин.

Марта загнала обратно слезы, посмотрелась в высокое узкоезеркало, которое она недавно купила и заставила Данилова повесить, и вернуласьв кухню.

— Мне показалось, что у меня сотовый зазвонил, — сказала онаДанилову.

— Как тебе рыба?

— Очень вкусно, спасибо. — Данилов не любил рыбу, но всегдасчитал своим долгом всех хвалить и благодарить. На столе перед ним лежала пачкасигарет и одна сигарета — отдельно.

— Можно я закурю? — спросил Данилов. — Или тебе этонеприятно?

— Мне приятно, — уверила его Марта, — самое большое счастьев моей жизни, когда ты куришь в моем присутствии.

— Я только хотел узнать, — пробормотал Данилов, — не вредноли это. Для ребенка…

— Полезно! — бодро откликнулась Марта. — Если мы будем егопостепенно приучать, может, он даже родится с бычком во рту.

Он посмотрел на ее узкую прямую спину. Марта шуровала уплиты, со звоном кидала вилки в посудомоечную машину. Чайник уже вовсюпосапывал — когда только она успела его поставить? Данилову было так грустно,что жить не хотелось. Почему-то ему никогда не приходило в голову, что рано илипоздно так все и случится — очередной Петя, которых на глазах у Даниловасменился десяток, решит, что «женский фактор» в лице Марты ему очень подходит,а Марта решит, что ждать больше нечего, и все закончится.

Она перестанет звонить ему на работу — «просто так».

«Я звоню просто так», — всегда говорила она, когда онспрашивал, какое у нее к нему дело. Перестанет заезжать по вечерам безпредупреждения, чего он терпеть не мог. Вернет ему ключи, заберет со стойкисвои компакт-диски с блюзами, Леонардом Козном и полоумным Гариком Сукачевым —Данилов не любил ни блюзов, ни Козна, что уж говорить о Сукачеве! Перестанетпоражать его воображение кулинарными изысками — «Данилов, это греческий салат,но брынзы не было, и я сунула в него пармезан». Перестанет задумчиво клацатьдлинными ногтями по клавиатуре его компьютера по субботам — «Данилов, у меняэкзамены на носу, так что сегодня ты готовишь». Она то и дело сдавала какие-тоэкзамены.

«Чистая дружба», продолжавшаяся пятнадцать лет, закончилась.

Конечно, некоторое время они будут продолжать созваниваться,и она станет рассказывать ему об очередных Петиных бизнес-затеях, одна другойхуже, потом родится ребенок, похожий на папочку, и Марта будет его растить, аэто дело небыстрое, насколько Данилов мог судить, и постепенно все исчезнетсамо собой.

Изменить ничего нельзя.

Диалектика, закон природы, как формулировал преподавательистории Ефим Эммануилович по прозвищу Фима Собак.

— Тебе чай или кофе?

Он посмотрел на нее. У него были очень черные, оченьпечальные, недоумевающие глаза, как у неожиданно заболевшей собаки.

— Кофе, спасибо. Ты бы присела, Мартышка. Я вполне всостоянии сам налить себе кофе.

— А мне? — спросила Марта. — Мне ты в состоянии налить?

Он называл ее Мартышкой примерно раз в пять лет.

Он варил кофе, молчал и один раз так громко вздохнул, чтоМарта посмотрела на него с удивлением.

Он был в мягком черном джемпере и серых брюках со стрелками— в собственной квартире в девять часов вечера! Темные волосы, синяя от дневнойщетины щека — Марта видела только одну его щеку, — длинные ресницы, чистаякожа.

Аристократ. Белая кость, голубая кровь. Или наоборот, чтоли? Голубая кость и белая кровь?

Впервые увидев его родителей, Марта моментальнопочувствовала себя замарашкой, с разгону влетевшей в герцогские покои в погонеза поросенком, сбежавшим с кухни.

«А где вы живете, милая?» — спрашивала его мать, и Мартаготова была сгореть со стыда. Следовало отвечать, что она живет в Беверли-Хиллзили, на худой конец, на Монмартре, но так ответить Марта не могла, посколькужила в Кратове и, когда ленилась ехать, оставалась у Данилова ночевать. «А гдевы служите, милая?» — продолжала мать, и страдания Марты росли пропорциональноизменению тона — с вежливого на холодный, с холодного на ледяной.

Марта никоим образом не подходила Данилову, а объяснитькоролеве-матери, что она не претендует, на кронпринца, Марта не могла. Нескажешь же просто так — вы знаете, я иногда живу у вашего сына, но это не то,что вы думаете. У нас пионерско-братская привязанность друг к другу, основаннаяна взаимоуважении, сходном чувстве юмора и «полном отсутствии всякогоприсутствия», как это называла Марта.

Никакого секса. Никакого кокетства ни с одной, ни с другойстороны.

Никаких претензий друг к другу. Никаких обязательств ивопросов, что делать и кто виноват.

Когда-то ей хотелось, чтобы все сложилось по-другому, апотом перестало хотеться.

Он был трудный человек. От одних его правил можно сойти сума. Его молчание могло означать все, что угодно, а он только и делал, чтомолчал. В его присутствии хотелось выпрямить спину, немедленно убрать со столалокти, проверить, чисто ли вымыты руки, и, проделав все это, моментальносмыться.

Никто не хохотал, не говорил громко, не чавкал, не пел, неболтал, не стучал вилкой по стакану, не задавал глупых вопросов, не гонял покомпьютерному полю супермена, выкрикивая «давай-давай!», не надувал пузыри изжвачки, не матерился, не разваливался в кресле, не рассказывал анекдотов, покав поле зрения был Данилов.

Как будто это был не Данилов, а гроб с покойником.

— Может быть, хочешь чаю? — спросил он, заботливо наклоняясьнад ней, и Марта очнулась. — У меня есть какой-то чай из трав.

— Не какой-то чай из трав, — поправила она, — ауспокоительный сбор, Данилов. Я его привезла две недели назад. И я не хочу чайиз трав. Я хочу кофе.

— Тебе точно можно?

— Господи, — в сердцах проговорила Марта, — как это женажила с тобой столько лет!

И перепугалась. Они никогда не вспоминали о его покойнойжене.

— Всего три года, — поправил ее Данилов и улыбнулся, — непугайся, пожалуйста. Я не стану бледным и мрачным от одного упоминания о ней ине стану курить сигареты одну от другой. Я же не герой сериала!

«Ты не герой сериала, — подумала Марта быстро, — но я виделатвое лицо, когда ее хоронили».

Он был совершенно один, хотя толпа была огромной. Егородители из Америки прислали соболезнования и элегантный веночек, а друзей унего не было никогда. Шел снег, такой же, как сейчас, но Данилов был в темныхочках. Он снял очки, когда сел к ней в машину, и Марта увидела его лицо.