Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова Страница 4

Костик перевел на нее взгляд – она невозмутимо курила, –моргнул налитыми кровью глазами, нашарил пепельницу и по длинному полированномустолу пустил ее в сторону Киры.

Пепельница поехала, закрутилась, сошла с дистанции исвалилась на ковер. Все трое проводили ее глазами.

– А-а, – вдруг завыл Костик, как будто это было последнейкаплей, переполнившей чашу, – будьте вы все прокляты!

После чего схватил бутылку минеральной воды в кулак, какгранату, и стал яростно дергать пробкой о край все того же, светлого дерева,стола. Пробка упорствовала и не поддавалась, но он все-таки сорвал ее, оставивна полировке безобразные белые следы, – и выпил примерно половину бутылки.

– Слушай, Григорий, – выговорил он, тяжело дыша и утираярот, – вот я при свидетелях говорю: я тебя уволю. Ты понял или нет? Еще одинраз, даже не раз, а… и все. Я больше не могу.

Батурин некоторое время жевал губами, как будто материлсяпро себя, изо всех сил стараясь загнать мат обратно в глотку.

– А на мое место, – спросил он, перестав жевать, – кого? Ее?

Кира рассматривала свою сигарету.

– Да хоть бы ее, – в лицо ему выплюнул Костик, – она у меняиз-под носа ничего уводить не станет.

– Костик, – медленно и отчетливо произнес Батурин, – я у тебяиз-под носа никогда и ничего не уводил. Это все вранье. Я вообще не знаю,откуда ты это взял.

– Откуда надо, оттуда и взял, – сказал Костик устало, – все,Гриша. Иди. Я больше не могу.

Батурин еще постоял, изо всех сил стискивая в кулачищеподцепленную на столе ручку, потом швырнул ее на ковер и вышел.

Воцарилось молчание – глубокое, как пишут в романах.

– Ну что? – спросила Кира, когда глубокое молчание ейнадоело, – повеселили народ? Небось полредакции под дверью стояло! Жаль, ты недогадался в коридоре орать. Для удобства сотрудников.

– Да наплевать мне на полредакции! – вновь начал Костик,схватил бутылку и вылил в себя остатки воды. Обошел стол и, отдуваясь, уселсяна свое место. – Так больше нельзя. И вообще нам надо все обсудить!

– Нам – это кому?

– Мне, – буркнул он, – с тобой. Ты как-никак мой второйзаместитель.

– Костик, если ты планируешь таким образом перевести меня впервые, я не пойду, и не мечтай даже.

– Почему?

– Потому. Ты же все понимаешь! Ты уволишь Батурина, возьмешьменя первым замом, я поработаю два года, а потом что-нибудь стрясется, и мнепридется уйти. Куда я денусь, когда все будут уверены, что я его подставила,чтобы заполучить должность?! Он же не пойдет работать сапожником! Он устроитсяв соседнее издание и…

– Кира, – прикрикнул Костик, – я твой начальник, а ненаоборот! Как я решу, так все и будет!

– Ничего подобного, – хладнокровно ответила она, – я тожечто-нибудь предприму, если ты решишь! И вообще я не понимаю, почему ты на неговзъелся! Он грамотный редактор, и пока что никто не уличил его во взятках! Ато, что у вас разные взгляды, так это даже хорошо. Я только вчера смотреларейтинги, и мы опять на первом месте. Мы самый читаемый журнал, Костик, аБатурин, между прочим, тут днюет и ночует, контролирует ситуацию.

– Лучше бы он дома ночевал, черт его побери, а ситуацию я ибез него проконтролирую! Я… потом тебе скажу.

– Что? – насторожилась Кира.

– Потом, – морщась, повторил Костик и зачем-то показалглазами на потолок. Кира посмотрела. Потолок как потолок, ничего особенного.

– Потом, – повторил Костик с нажимом, – я тут такое узнал…

– Что?

– Батурин, – выговорил он одними губами, без звука, – потом.

– Костик, – осведомилась Кира, – мы играем в войну?

Он снова завел глаза к потолку и беспокойно шевельнулся вкресле.

– Я к тебе сегодня приеду, – объявил он неожиданно громкопосле своего трепетного шепота, – вечером, часов после девяти. Поговорим.

– Здрасти! – сказала Кира и с неудовольствием услышала вэтом “здрасти” интонации бывшего мужа, – ты ко мне приедешь! Я… не готова.

– Да ладно! – вдруг развеселился Костик. – Я к тебе cтo разприезжал, и ты всегда была готова. А теперь что? Или у тебя любовник ночует?

– Любовника выставить не проблема, – ответила Кира небрежно,– я просто не люблю никакой горячки. Давай завтра.

– Нет, – твердо заявил Костик, – сегодня. Мне надо с тобойпоговорить. Я на самом деле как-то не очень понимаю, что мне делать дальше. Ятебе расскажу, и мы вместе подумаем.

Кира посмотрела ему в лицо. Лицо было красивое – пообыкновению, и очень обеспокоенное – против обыкновения.

– Ну хорошо, – согласилась она и пожала плечами подбезупречной кашемировой водолазкой, – приезжай.

– А любовник?

– Выставлю.

– Ну и отлично. Слушай, посмотри за меня первую полосу, чтотам в колонке главного редактора наваляли, а?

– Ты что, – удивилась Кира, – не сам писал?

– Нет, – буркнул Костик, – Верочка писала. Я замоталсячто-то.

– Верочка?! – изумилась Кира. – В твоей колонке?! Господи, апочему я не могла написать?! Или Батурин?! Как бы ты с ним ни лаялся, он бы всеравно лучше Верочки написал!

– Кира! – закричал шеф и даже головой затряс, как эпилептик.– Я тебя умоляю, посмотри колонку! Если надо, перепиши! И иди отсюда, а?! Уменя в два совещание в Минпечати, и еще эта должна прийти… дура из отделановостей!

– Какая… дура из отдела новостей?

– Да бог ее знает! – как бы совсем потерялся шеф. – Ну,дура! Молодая такая! Она в прошлый раз президента назвала Василий Васильевич!Ко мне прибегает Магда Израилевна, приносит материал и говорит: “Не знаю, чтоделать, второй раз за неделю такие ляпы! А уволить не могу, папочка у нее!”

– Аллочка, что ли? – сообразила Кира.

– Да не знаю я! Не редакция, а публичный дом: Верочка,Аллочка, Розочка…

– Магда Израилевна, – подсказала Кира. Ей стало смешно.

Конечно, корреспонденту столичного политическогоеженедельника “Старая площадь” непростительно было не знать, что президентазовут вовсе не Василий Васильевич, а также и не Виталий Витальевич, а заодно ине Вениамин Вениаминович, но Костик кипятился как-то уж очень отчаянно, какбудто переигрывал немножко. Да еще глаза возводил к потолку, что, очевидно,должно было означать, что в люстре у него подслушивающее устройство. В киновсегда возводили глаза к потолку, когда намекали на прослушку.