Мухи творчества - Елена Логунова Страница 4
Мухи творчества - Елена Логунова читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
Наверное, хотел сказать еще: «Но справедливая».
Я ограничилась тем, что тщательно протерла руки влажной антибактериальной салфеткой.
Потом спросила подругу:
– Вы где сегодня ночуете? Тут или там?
– Тут, если не возражаешь, – ответила Лизка, откладывая внимательно изученный ананас и начиная так же пристально рассматривать манго. – Утром кирпич привезут, надо будет встретить машину и проследить за разгрузкой, не тебе же этим заниматься. Митя сам все проконтролирует, как раз до работы успеет.
– Угу, – я сунула в рот котлету и мысленно сделала себе пометочку: лечь спать в берушах, чтобы не проснуться в несусветную рань от сигналов и рычания грузовика.
Быстро и без церемоний поужинав – Лизавета Николавна соблаговолили скушать хурму, – мы попарно разошлись по спальням: Митяй с супругой, а я с котом.
Снег окутал весь мир мягчайшей белой ватой. Дрыхла я сладко и безмятежно.
Понятное дело: еще не знала, что вскоре надолго потеряю покой и сон…
Раньше, когда мне нужно было ходить на работу в редакцию, утро у меня начиналось с будильника. Теперь, когда в респектабельной газете «Финансистъ», где я числюсь журналистом, всю нашу пишущую братию перевели на удаленку, мое утро начинается с кота.
Увы. Будильник был милосерднее!
Суровая кошачья морда нависает над моим лицом, как перегруженный аэростат, последовательно тычется в меня сначала холодным носом, потом шерстяным лбом и напоследок щекочет усами. Затем морда слегка отодвигается, чтобы я, открыв глаза, могла хорошенько разглядеть и правильно оценить изображенное на ней глубокое недовольство, а заодно гипнотизирует меня пристальным взором круглых и ярких, как автомобильные фары, очей.
Затем выразительная картинка дополняется соответствующим звуком – скрипучим мявом, тоскливым и жалобным, как голос Макса Покровского из «Ногу свело», исполняющего песнь про лежащего на перроне дедушку с рахитом и плоскостопием.
На рахитика упитанный Шуруппак никак не похож, но он мастерски притворяется, будто у него, пухнущего с голоду, подкашиваются все лапы разом, и валится на меня всей своей десятикилограммовой тушей – обязательно мордой вперед, чтобы повторно поелозить мохнатой башкой по моей беззащитной физиономии.
В этот момент я, хоть и лежу еще, встаю перед выбором: поиграть в безнадежно дохлого енота или эффектно воскреснуть, ругаясь и отплевываясь от рыжей шерсти.
В первом случае представление будет повторяться, во втором – Шура, продолжая изображать умирающего, сползет с кровати и побредет, пошатываясь, к двери. Которую, кстати говоря, прекрасно умеет открывать самостоятельно, так что мог бы и не устраивать мне сцен, а просто пойти на кухню и откушать там сухого корма из миски. Но – нет, ему обязательно нужно, чтобы хозяйка воздвиглась, прониклась чувством вины перед бедным-несчастным котиком и поспешила загладить ее, эту мнимую вину, чем-нибудь вкусненьким из холодильника. Его открывать, к великому своему сожалению, Шуруппак не может. Но учится и однажды, я уверена, сумеет.
Избавит ли это меня от утренней побудки наглой рыжей мордой?
Сомневаюсь.
Ритуалам свойственно сохраняться неизменными даже тогда, когда они напрочь теряют практический смысл…
– Иду, иду! – я спустила ноги с кровати, нашаривая тапки, и Шуруппак моментально вышел из голодного обморока, чтобы я не наступила на его распластанную тушку.
Была у нас с ним как-то раз такая трагикомическая история – перепутала я спросонья кота и теплую зимнюю тапку, тоже меховую…
Мы с Шурой вышли на кухню. Там никого не было, но пахло кофе и на столе лежал придавленный сахарницей бумажный лист. «Не верь коту, он уже завтракал!» – было написано на нем бисерным женским почерком. И ниже рукой другого, менее искушенного каллиграфа: «Дважды!»
– Так Лизка и Митяй тебя уже кормили! – Я развернулась к коту.
«Что? Нет! Вранье, навет, поклеп!» – мимически изобразил он, только что лапу к сердцу не прижал.
– Ладно, дам тебе один маленький кусочек колбаски, – сжалилась я.
Шура по-прежнему страстно любит сырокопченую колбасу. Жует ее, перебрасывая в пасти слева направо и обратно в маятниковом режиме и потешно жмурясь. За сальчичон, которому мы с Шуриком обязаны знакомством, мой кот продаст и душу, и тушу, но я знаю, что такая пища ему вредна, и не щедра на дозы лакомства.
Выдав котику кружочек колбаски, я отправилась в ванную, а потом прошлась по дому, выясняя, остались ли мы с Шурой вдвоем, или же в гостевой спальне сладко посапывает Лизавета. Она вполне могла проводить супруга и снова завалиться в постель. Я бы на ее месте так и сделала.
Нет, Лизка не завалилась. Кровать в гостевой комнате была тщательно заправлена, плотные занавески раздвинуты и заложены за края подоконника так, чтобы обрамить проем аккуратными полукружьями, похожими на крылья. Это Лизкин любимый стиль, она обожает всяческую затейливую ламбрекенистость.
Я подошла к окну и уже в сотый, наверное, раз поправила шторы так, как нравится мне: чтобы полотнища с четкими вертикальными складками висели параллельно. Заодно поглядела за окно, которое выходит во двор, оценив произошедшие там перемены.
Под стеной сарайчика появились поставленные один на другой поддоны со стройматериалами. Затянутые в блестящую пленку ряды кирпичей по-своему украшали заснеженный двор, образуя в нем единственный яркий акцент. Площадка перед сарайчиком, правда, была неэстетично истоптана и изрыта колесами, но очередной снегопад это быстро поправит.
Я отошла от окна, но остановилась, задумалась и снова к нему вернулась.
Картину мира в оконной раме изменили не только красно-коричневые кирпичи. Было еще что-то…
Вернее, еще чего-то не было!
Осознав, в чем дело, я громко ахнула и схватилась за голову.
Голова! Точно!
В группе резных деревянных истуканов, помещающихся левее сарайчика, не было прежнего единства. Один из чурбанов, как их ласково называет сам автор – мой муж Андрей, стал короче остальных на целую голову!
Я вылетела из дома, как была, в пижаме и тапках. Моментально промочила ноги, замерзла и замерла перед истуканами, стуча зубами и не веря своим глазам. Потом спохватилась, вернулась в дом и, как утопающий за соломинку, схватилась за мобильник:
– Митя, караул!
– Что? Что-то с Лизонькой?! – перепугался братец.
– Не с Лизонькой, а с Андрюшиными истуканами! – я горестно всхлипнула, осознавая масштаб трагедии.
Резные истуканы – деревянная скульптурная группа, которую мой муж-художник готовит к престижной выставке. После двухлетнего пребывания в местах не столь отдаленных, когда Андрей вынужденно резал исключительно утилитарные вещи вроде ложек и свистулек, он замахнулся на масштабное авторское произведение и связывает с ним большие надежды. И Максим, а он у нас опытный галерейщик, считает, что амбициозные планы младшего брата обречены на успех: его чурбаны удивительны, прекрасны и на выставке произведут сенсацию.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии