Утесы Бедлама - Наташа Полли Страница 4

– Но она же не разогревает настолько, чтобы… Или разогревает?

Я пожал плечами.

– Не знаю. Это дерево из Южной Америки. Одному богу известно, как оно может повести себя при нагреве.

Ничего особенно сделать было нельзя – лишь потушить огонь на земле и надеяться, что пламя на дереве не разгорится. Огонь тихо шипел, а примерно через десять минут закапал дождик. Мы все стояли перед деревом и молча наблюдали за кроной. На сгнившей ветке также дымилось несколько участков. Вблизи я, наконец, увидел, насколько угрожающе близка она была к тому, чтобы обломиться и полететь вниз. Ветвь держалась на единственной щепочке, обросшей симпатичной плесенью.

– Лучше повалить дерево поскорее, – сказал я, указывая на место спила. – Пока идет дождь.

Сизиф кивнул и позвал несколько садовников. Хоть они и нервничали, но все же начали снова пилить. Я улыбнулся, почувствовав гордость за них. Сизиф наблюдал за работой, упершись руками в бока.

– Сэр… Вы уверены, что должны жить рядом с мансардой?

– Мне больше негде жить.

Мне не хотелось объяснять, почему Чарльз отказывался убрать коробки со старыми инструментами и книгами с первого этажа. Он бы не переменил своего решения просто потому, что на мою комнату могло упасть дерево. Даже после того, как я едва не потерял ногу, мне ежедневно приходилось спускаться и подниматься по трем лестницам. Чарльз лишь отстаивал свое право на владение домом, напоминая мне, что, пусть я здесь и живу, мне ничего не принадлежит. Все это было так глупо, что не заслуживало траты времени на лишние разговоры.

– Честно говоря, на вашем месте я бы переехал жить в оранжерею. Даже без дерева крыша может обрушиться в любой момент. Только взгляните.

Я наклонил голову, соглашаясь с Сизифом, и тут меня осенило! Должно быть, это садовники передвинули статую, когда были в оранжерее.

– Кстати… Кто из вас передвинул статую?

– Какую статую?

– У могилы папы.

Чарльз бы чопорно сказал: «У могилы сэра Джона». От него это звучало нормально. Но если бы это сказал я, то почувствовал бы, словно вдоль моей спины был вставлен шест.

Сизиф нахмурился.

– Ее никто не передвигал. Сомневаюсь, что пятеро мужчин смогли бы передвинуть эту штуку даже с помощью лебедки.

– Должно быть, они все же это сделали. Кто-то передвинул ее подальше от деревьев вчера ночью, перед грозой. И кто-то был в оранжерее.

Сизиф странно посмотрел на меня.

– Вчера было воскресенье. Здесь были только вы и сэр Чарльз. Садовники пришли сегодня в шесть часов утра. К тому времени гроза уже закончилась.

– Понимаете, я не против, если люди будут пользоваться оранжереей… – начал я. – Она не моя, здесь нет ничего моего. Вам не нужно никого прикрывать. Но пусть люди закрывают дверь. В противном случае вороны крадут мои ключи.

– Я никого не прикрываю, клянусь.

– Значит, в оранжерее поселился призрак. И он носит ботинки, которые больше моих. Я нашел следы.

Сизиф все еще хмурился.

– У нас нет таких высоких людей…

– Что ж, в оранжерее кто-то был, – заявил я. – Недолго.

– Мы осмотрим долину. Если в оранжерею пробрались бродяги, мы должны знать. Там есть ценные вещи.

Я почувствовал себя никчемным идиотом, потому что не мог помочь.

– Без необходимости не выгоняйте их. Можно подумать, нам важна та тысяча акров.

Судя по выражению лица, Сизиф хотел поспорить со мной, но не успел.

Казалось, все произошло медленно, хотя это было невозможно. Садовники обвязали веревками ствол сосны, собираясь свалить дерево, но оно наклонилось всего на несколько дюймов – раньше, чем они были готовы. Огромная сломанная ветка хрустнула и, дымясь, рухнула прямо сквозь поврежденный участок крыши, разрушая ту еще больше. На тропинку посыпался дождь из черепицы. Я был уверен, что услышал резкий звон еще до того, как ветка с оглушительным грохотом упала на главную лестницу в доме, что опровергло бы все открытия Галилео. Затем наступило мгновенье тишины. Казалось, все замерло. Был слышен лишь шорох падающей хвои и тихое шипение пламени под дождем. Но через секунду в доме что-то взорвалось.

От взрыва выбило окна, все заволокло дымом и пылью. Мы стояли достаточно далеко, чтобы избежать травм. На секунду все происходящее показалось мне прекрасным, потому что солнечные лучи персикового цвета все еще проникали сквозь ветви дерева. Свет пробивался сквозь дым, словно нити в ткацком станке. Запах горящей бумаги и кирпичей царапнул мое горло. Должно быть, люди кричали, но я ничего не слышал, кроме хруста гравия под лапами прыгнувшей ко мне Гулливер. Первым настоящим звуком стал ее лай.

Наверное, она что-то увидела или почувствовала сквозь дым, потому что бросилась к входной двери. Я последовал за ней, торопясь изо всех сил. Пока я шел, дым рассеялся. Часть внешней стены, а также стена между передней и кабинетом Чарльза была полностью разрушена.

– Ну же, давай найдем его, – сказал я, подталкивая Гулливер вперед.

Собака поняла меня и бросилась через разбросанные кирпичи. От ее обычной неторопливой походки не осталось и следа. Я последовал за ней. Дверные пролеты практически уцелели, но теперь в передней лежало то, что осталось от взорвавшейся ветки. Повсюду были разбросаны обломки, и каждый горел, как фосфорная лампа, распространяя дым. Пламя было зеленовато-голубым. Гулливер залаяла. Она нашла Чарльза – он стоял в углу, рядом с рабочим столом. Она подтолкнула его мордой в мою сторону. Он был цел, но от удара головой под волосами блестела кровь. Чарльз шатался, несмотря на то, что опирался на оба костыля.

– Чарльз…

– Черт бы тебя побрал! – закричал он. – Тебе что, так не хотелось расставаться с этим дрянным деревом, что ты натер его скипидаром?

– Не говори чепухи, я ничего не делал.

Я протянул руку, чтобы помочь Чарльзу перешагнуть через кирпичи возле двери.

– Не трогай меня, – рявкнул он.

– Послушай, поругаться с кем-то и взорвать его – это разные вещи.

– Ты бы сделал это в нужном настроении, – сказал Чарльз. – И ты это знаешь. Даже распятие может попасть под твое понимание безобидного и приемлемого насилия.

– Взгляни на это, – я показал рукой на яркое пламя, проигнорировав его слова.

Он перевел взгляд. Хоть он и отказался от помощи, но все же оперся на мою руку. Его голова едва доходила до моего плеча. Чарльз был таким хрупким, что его прикосновение не походило на человеческое.

– Что может так гореть?

– Я не знаю.

Как только мы оказались снаружи, я осмотрелся в поисках не сильно большого обломка ветки. Такой нашелся прямо рядом с дверью. На ощупь он был еще теплым. Я понюхал его, ожидая почувствовать запах динамита, но его не было. Затем я вынес ветку на свет и только тогда увидел, что внутри вся древесина была пористая, как очень маленькие пчелиные соты.