Самая хитрая рыба - Елена Михалкова Страница 4

Его велосипед вихлялся из стороны в сторону, звонок дребезжал козлиным фальцетом, катафоты вспыхивали в лучах вечернего солнца.

Коростылев мчался к реке.

С этим юношей у нас натянутые отношения. Я много раз просила его не гонять перед моими окнами, особенно после того, как он ухитрился задавить курицу. Меня не волнует судьба глупых птиц, но по соседству обитает коротконогий мопсик, вернее, мопсица по имени Тяпа, смешное и трогательное создание. У нее умный живой взгляд, она любопытна, добродушна, не обидела в своей жизни даже букашки и преданно любит свою хозяйку. У меня есть тайная мечта – однажды поцеловать ее в нос, похожий на большую черносливину.

Тяпа часто выбирается из подворотни и валяется на обочине, в пыли, почти не различимая издалека.

Отпрыск Коростылевых не внял моим увещеваниям. Если цитировать дословно, он сказал: «Все будет норм, бабуля!»

Тяпа, как обычно, заняла свое место и дремала, не слыша ни дребезжания звонка, ни шуршания шин. Коростылев летел прямо на нее. Я махала руками и кричала через окно – но что толку! В последний момент он заметил собаку, завопил, вильнул рулем, и его вынесло с дороги на траву. Глядя, как он кубарем катится в лопухи, я испытала легкое злорадство. Велосипед ударился о борт машины и отлетел в кусты.

Переднее колесо транспортного средства еще вращалось, когда на крыльцо вышел Мансуров.

Он неторопливо спустился к «Тойоте» и осмотрел ее.

Не знаю, что заставило меня встать и выскользнуть из дома. Нога побаливала, но я добралась до дороги, остановилась возле куста и встала так, чтобы он закрывал меня.

– Ай, молодца, – громко сказал Мансуров. Голос у него был веселый и как будто чем-то довольный. – Сам встанешь или помочь?

– Сам. Ой, блин! Рука!..

– Ободрал, – посочувствовал Мансуров. – Ложку до рта донесешь, как думаешь?

Коростылев засопел и не ответил.

– Ну, ножки-то не повредил? Ходят ножки-то? – голос Антон по-прежнему был до странности ласков. – Топай ими сюда и смотри. Это – что?

– Это – что? – глупо повторил парень.

– Царапина. А вот это что?

Коростылев молчал. Я выглянула из своего укрытия: оба стояли перед машиной, наклонившись.

– Это вмятина, – удовлетворенно сообщил Мансуров. – Резюмирую: ты помял и поцарапал тачку стоимостью четыре ляма.

Я ахнула про себя.

– Знаешь, во сколько обойдется ремонт? Молчишь? И я не знаю. Может, выправят, а может, дверь под замену. – Он выпрямился. – Как договариваться будем?

– Понятия не имею, – растерялся Коростылев. – Слушайте, извините! Я не специально! Извините, пожалуйста.

– Да я тебя прощаю! – махнул рукой Мансуров. – Не в этом дело. Ущерб надо возмещать, гонщик ночных дорог.

– Я возмещу…

– Не ты, а твои папа с мамой. Ага?

Мансуров потер лоб. Я наблюдала за ним, с каждой секундой убеждаясь, что все происходящее на моих глазах, – игра и притворство. Он с первого взгляда на машину знал, во что обойдется ремонт.

– Договоримся таким образом, – сказал он, помолчав. – Предоставлю тебе выбор. Вариант первый: мы сейчас оформляем ДТП, затем твои родители компенсируют мне затраты…

– Или? – вскинулся парень.

– Или я тебе даю в морду, – буднично сказал Мансуров.

Коростылев, кажется, решил, что ему послышалось. Во всяком случае, он молчал очень долго.

– Зачем вы даете мне в морду? – спросил он, наконец.

– Объясню. Если отпустить такого, как ты, за тебя заплатят папа с мамой, поругают тебя, а может, наоборот, пожалеют: сынок ушибся, испугался, у него моральная травма… И станешь ты гонять как ни в чем не бывало. А если связать твой проступок с физическим наказанием, попросту говоря, с болью, у тебя в головушке на подкорке отложится, что ездить нужно аккуратно. И бережно относиться к чужому имуществу. Поговорку «за одного битого двух небитых дают» придумали очень, очень умные люди. Битые, кстати, если уж о том зашла речь. Получается, я теряю в деньгах, но опосредованно влияю на уровень безопасности на дорогах. На тех самых дорогах, по которым я сам езжу.

Это звучало довольно-таки убедительно. Но я знала, что вся его проникновенная речь – вранье, вранье от начала до конца. Он просто-напросто хотел врезать мальчишке.

– Согласен, – сглотнув, сказал Коростылев.

– Уверен? Не хочу на тебя давить.

– Уверен.

Я начала подниматься, чтобы пресечь это безобразие, и тут раздался звук, как будто кто-то коротко чавкнул, а затем вскрик. Коростылев покачивался, прижав к лицу ладони. Из-под них струилась кровь.

– Вы мне нос сломали! – гнусаво крикнул он.

– Скажи спасибо, что не шею, – ответил Мансуров.

И ушел.

Коростылев посмотрел на свои ладони и снова потрогал нос. Хныча и что-то бормоча, он поднял велосипед и медленно покатил его в сторону дома.

8

В тот же вечер я постучалась в дверь Коростылевых. Открыл мне его отец.

– Здравствуйте!

– Добрый вечер, Андрей Семенович.

Он отдыхает в поселке не больше пары недель в году, а в остальное время хозяйством заведует мать его жены, молчаливая нестарая женщина. При ней круглый год живет узбек с собакой. Когда выпадает снег, узбек приходит ко мне расчищать дорожки. Все зовут его Женей, но при первой встрече я спросила, как его настоящее имя. Он замялся, однако все-таки сказал: «Сардоржон». Изредка Сардоржон помогает мне по хозяйству. Но обычно это делает Прудников. Без Яна мне пришлось бы тяжко.

– Андрей Семенович, мне необходимо побеседовать с вами с глазу на глаз.

Мы ушли в беседку за дом, и я пересказала ему все, что видела, стараясь придерживаться фактов и не давать эмоциональной оценки, как ни трудно было удержаться. Повествование мое получилось коротким.

Андрей Семенович выслушал, не перебивая, и только переспросил, правда ли его сын согласился получить по физиономии.

– Мне кажется, он не ожидал, что это будет так… так сильно, – сказала я.

– Тимофей соврал, что неудачно упал с велосипеда. Мать поехала с ним в травмпункт. Спасибо, что пришли с этим ко мне.

В его глазах застыл невысказанный вопрос.

– Про такое должны знать, – объяснила я. – Это возмутительный поступок, просто ужасный! Я не желаю, чтобы этот человек устанавливал здесь свои порядки и чувствовал себя безнаказанным.

– Я понимаю, – кивнул Коростылев. – Понимаю.

Однако в действительности он не понимал.

Дело было не только в том, что Мансурову хотелось почесать кулаки. О нет! Коростылев-младший сам должен был просить его об этом, и настоящее удовольствие Мансуров получил не в тот момент, когда нос паренька хрустнул под его кулаком, а тогда, когда тот смиренно согласился с его макиавеллевскими доводами. Он убедил жертву, что она виновна и заслуживает наказания.