Незримые нити - Евгения Горская Страница 4

Заняться было нечем, и Антонина, вздохнув, вызвала такси.

Прием у Семена шел полным ходом. Веселая медсестра с удивлением посмотрела на Антонину:

— Вы записаны?

— Нет, — улыбнулась Антонина. — Но Семен Аркадьевич меня примет!

Ответ медсестре не понравился, но Антонина решительно уселась в кресло, достала телефон и с умным видом принялась в него смотреть.

Семен вышел из кабинета минут через десять, провожал очередного больного.

— Утром и вечером, — напомнил он старику с палочкой. — По полтаблетки. Не будете принимать лекарства, не приходите ко мне больше!

Тут доктор заметил Антонину и зло на нее уставился:

— Что случилось?

Удивительный человек Семен, ворчит и ругается, а настроение улучшается у всех, кто находится в зоне видимости.

— Ничего, — поднялась Антонина. — У меня ничего не случилось. Хочу предложить свою помощь. Слышала, что у вас умер брат.

Медсестра с удовольствием прислушивалась к разговору. Плохо, если Семен выгонит Антонину на глазах у любопытной сестрички.

Старичок с палкой остановился, принялся рыться в карманах. Подслушивает.

Семен не сказал, чтобы Антонина убиралась куда подальше, доктор тяжело вздохнул и неожиданно предложил:

— Посмотрите книги брата. Не могу я книги выбрасывать. Не могу — и все.

Вид у него при этом был виноватый.

— Ключи! — Антонина протянула руку.

За ключами Семен сходил в кабинет, попросил:

— Не потеряйте. Запасных нет.

Антонина пообещала ключи не терять, записала адрес и снова вызвала такси.

* * *

Борис проснулся, когда Лизы рядом уже не было.

— Иди завтракать, Боренька, — позвала жена, ласково глядя на него от двери в спальню. — Иди, все готово.

Борис похлопал рукой по постели — сядь сюда, жена послушно подошла, он обнял ее, вдохнул слабый запах духов. И в который раз напомнил себе, что очень счастлив.

Ему было проще и удобнее собираться на работу одному. Он, не торопясь, брился, готовил себе нехитрый завтрак, как правило, яичницу, пил крепкий чай, обдумывая предстоящий день.

Лиза мешала, и он чувствовал себя виноватым оттого, что не ценит счастья.

— Позвони Маше, — напомнила она, подавая ему какие-то биточки. Биточки были слегка подгоревшими, но Борис их послушно съел.

— Я помню.

Вечером он дочери так и не позвонил, и Маша ему не позвонила. Подступало слабое беспокойство, но он старался ему не поддаваться.

— Позвони, Боренька, не забудь. — Лиза залила молоком хлопья, села напротив и, нахмурившись, предположила: — Наверное, ей нужны деньги.

— Маша никогда не просит денег, — неожиданно резко напомнил он, но тут же виновато улыбнулся.

— Я понимаю, Боря. — Жена обиделась, посмотрела на него с упреком. — Предложи сам. Снимать квартиру дорого. Кстати, напомни ей, что они с Костей могут переселяться в нашу старую.

— Я перепишу старую квартиру полностью на Машу, — решил Борис.

Чай себе он заварил сам, у Лизы почему-то всегда получалась вместо нормального чая подкрашенная водичка.

— Правильно! Это давно надо было сделать.

Дочь он набрал, едва усевшись в машину. Маша не ответила, беспокойство подступило снова.

У поворота к работе он неожиданно попал в пробку. Ожидание злило, Борис не любил опаздывать. Он снова позвонил Маше, дочь опять не ответила.

Медленно двигаясь, он наконец миновал два столкнувшихся автомобиля. Авария была мелкой, он равнодушно посмотрел на стоявших около транспортных средств водителей, отвернулся.

Телефон зазвонил, когда Борис уже поставил машину на офисную стоянку. Он с облегчением ответил дочери и медленно пошел ко входу в здание.

— Косте предлагают работу в… — Маша назвала фирму и попросила: — Ты не можешь узнать, фирма надежная?

— Наведу справки, — пообещал Борис и неожиданно предложил: — Маш, давай пообедаем сегодня вместе. Сможешь приехать часам к двум?

Дочь ответила не сразу, и он успел почувствовать грусть и раскаянье оттого, что так редко видится с Машей и почти не интересуется ее жизнью.

— Смогу, — подумав, решила дочь.

Двух часов Борис ждал с нетерпением. Сунувшегося в кабинет помощника слушать не стал, в ресторан, в котором договорился встретиться с дочерью, пришел на двадцать минут раньше.

Маша появилась вовремя. Он с раннего детства учил ее рассчитывать время. «Заставлять себя ждать — хамство», — морщился он. Кажется, тогда он вез ее в бассейн, и они с Машей ждали подружку-одноклассницу, родители которой попросили взять и их девочку тоже.

Подружка опоздала так сильно, что в бассейн они не попали. Борис повел девчонок в кафе и, изнывая от скуки, ждал, когда они наедятся мороженым.

Тогда у Маши было еще много подружек. Потом подружка стала одна — Костя.

— Здравствуй, пап. — Улыбнувшись, Маша села напротив.

— Я по тебе соскучился, — признался Борис.

— Я тоже.

Фразы были дежурные, но Борису сделалось легко и спокойно. Он действительно соскучился по дочери.

— Как дела?

Маша не успела ответить, подошел официант, они сделали заказ.

— На будущий год договоры намечаются.

В технический университет Маша пошла, потому что туда пошел Костя. Борис, конечно, взял ей репетиторов, но был уверен, что учиться там дочь не сможет и не станет. Университет считался традиционно мужским.

Маша окончила университет, училась в аспирантуре, подрабатывала на кафедре, участвовала в работах по научным договорам и к другой жизни не стремилась.

— Как у вас с деньгами?

— Нормально. — Дочь протянула руку и погладила его пальцы. Кажется, раньше она никогда так не делала. — Не беспокойся, нам хватает денег.

Дочь была красивой девушкой. Или ему просто так казалось?

Тонкое, как у покойной Оли, лицо и огромные, как у Антонины, глаза.

Лиза рядом с ней казалась совсем простенькой. Борису стало жаль жену. Как будто жена была беспородным несчастным котенком.

— Переезжайте в нашу квартиру поскорее, — напомнил Борис. — Хватит по чужим углам болтаться.

— Спасибо, пап.

Благодарить его было не за что, квартира принадлежала им обоим.

На прощанье Маша неожиданно прижалась к нему и поцеловала в щеку.

Поднимаясь в кабинет, Борис о дочери уже не думал и чувства спокойной уверенности в самом себе и своей жизни, появившегося от встречи с Машей, не заметил. Как не замечал непонятного, почти незаметного липкого беспокойства, которое преследовало его после женитьбы на Лизочке.