Спутники смерти - Гуннар Столесен Страница 39

Пообедав в столовой отеля олениной с цветной капустой и брусничным желе, я со стопкой газет устроился за столиком в просторном баре и осторожно начал с чашки кофе и рюмки линьеакевитта. ^[11] Довольно скоро мое уединение было нарушено.

Йенс Лангеланд появился в проходе, огляделся кругом, игнорируя репортеров, которые немедленно замахали руками, пытаясь завладеть его вниманием, увидел меня, сделал знак и двинулся в моем направлении.

— Вы разрешите, Веум? — спросил он.

— Разумеется. Нам о многом нужно поговорить.

Он сел напротив меня. Я заметил, что он выглядит неимоверно уставшим, и подумал, в какую же рань ему пришлось выехать сегодня из Осло. Он помахал официанту и заказал кофе и коньяк. Бросив взгляд на мою пустую рюмку, спросил:

— Повторить?

— Спасибо, не откажусь.

— Что вы пьете?

— «Лёйтен линье». Обычно пью что-нибудь покрепче, но у них покрепче ничего нет.

Он поднял одну бровь, но решил оставить мою шутку без ответа. Сам он выбрал коньяк с самой верхней полки, потому что, видимо, привык к трудно добытым трофеям.

— Итак, — начал он, — вы сказали, что у вас есть новости о том, что случилось в семьдесят четвертом году.

— Да. А вы сами Яна Эгиля не расспрашивали об этом?

— Нет. Там же был ленсман. — Он устало потер лоб. — Все как всегда. Ребята из полиции задают снова и снова одни и те же вопросы в надежде, что свидетель проговорится. Да еще эти… из Крипос.

— Понятно. У них хоть какие-нибудь зацепки есть?

— Пока рано об этом говорить. Начало расследования — следователи ходят по дворам, опрашивают жителей: может, кто что слышал о Яне Эгиле, Либакках и Силье Твейтен. Но чего действительно мы все ждем — так это результатов экспертизы.

— Когда они будут готовы?

— Никто с уверенностью не может сказать.

— Ну что ж, подождем. Моя информация, кстати, имеет отношение к нынешнему делу, Лангеланд.

Я замолчал, пока официант расставлял заказанное на столе. Когда мы выпили по первой, я продолжил:

— Убитый Клаус Либакк был замешан в громком деле о контрабанде алкоголя в семьдесят третьем году. Тогда убили отца Силье и подозреваемым был Терье Хаммерстен.

— Не так быстро, Веум, и не все сразу. Значит, Клаус Либакк был замешан в деле о контрабанде спиртного?

— Да.

Тут я обратил внимание на мужчину средних лет, который сидел один за соседним столиком. У него были темные волосы и одутловатое лицо пьяницы. Он прикладывался к стакану и смотрел прямо перед собой. Но его взгляд был таким жестким и сосредоточенным, что стало понятно: он не просто напивается, а явно вслушивается в наш разговор.

Я понизил голос чуть не до шепота, наклонился к Лангеланду и вкратце пересказал ему все, что мне поведал Хельге Хауген полчаса назад. Лангеланд молча выслушал и сразу перешел к главному, что его интересовало:

— Это означает, что у Силье Твейтен мог быть мотив.

— Это означает по меньшей мере три вещи, Лангеланд. Во-первых, что слухи о причастности Либакка имеют под собой основание. Во-вторых, что он явно имеет какое-то отношение и к убийству Ансгара Твейтена. И в третьих, что Силье каким-то образом обнаружила свою связь с делом, которое полиция так и не расследовала до конца. Все это очень слабо, конечно, особенно последнее. Но первые два пункта мы обязательно должны проверить.

Он тоже наклонился над столом и с настойчивостью в голосе произнес:

— Займитесь этим, Веум. Для меня.

— Вы имеете в виду — провести расследование по этим трем пунктам?

— Да.

— Без проблем. Я и раньше, бывало, работал на адвокатов, Лангеланд.

— Я хорошо заплачу. В этом не сомневайтесь.

Я протянул руку:

— Договорились. Когда мне начать?

Он крепко пожал мою ладонь:

— Чем раньше, тем лучше.

— Хорошо. И еще одно, что, как мне кажется, вы должны знать. Вы помните Метте Ольсен, родную мать Яна Эгиля?

— Конечно. Я же был ее адвокатом в свое время.

— Вы знаете, что она переехала в Йольстер?

— В Йольстер?! — удивленно повысил голос Лангеланд.

— В часе езды отсюда. У Щёснесфьорда. Я собираюсь заехать к ней завтра утром. Интересно, что из этого выйдет.

— Метте Ольсен живет так близко от своего родного сына… Вы проверяли? Может быть, это просто совпадение или у нее тут родственники?

— У всех бергенцев тут есть родственники, но я не слишком-то верю в совпадения, Лангеланд. И уж точно не сейчас, когда поблизости произошло убийство.

— Да-да, разумеется. Тут надо под каждый камень заглянуть. Я с вами совершенно согласен: вам стоит ее навестить, но… Будьте поосторожнее с ней — она и так несчастный человек.

— Вы ведь больше не ее адвокат?

— Нет. Когда я покинул Берген, она нашла себе другого. По крайней мере, я никогда больше о ней ничего не слышал.

— Ну, значит, по этому вопросу мы тоже договорились. — Я поднял рюмку в знак того, что мы пришли к согласию.

— Вы хотели рассказать мне еще о событиях семьдесят четвертого, — напомнил он, глотнув коньяку.

— Да. Ян Эгиль сообщил мне сегодня кое-что о том дне, когда погиб Свейн Скарнес.

Он впился в меня внимательным взглядом, как будто я был основным свидетелем обвинения в деле, которое он вел.

— В тот февральский день тысяча девятьсот семьдесят четвертого года Ян Эгиль сидел дома и играл паровозиком. Раздался звонок в дверь. Отец открыл, и сразу после этого послышался шум ссоры.

— Ссоры? А кто пришел?

— Он не знает, он не вышел — играл.

— Звонок в дверь… Значит, это была не…

— Нет, конечно нет. Ян Эгиль сказал то же самое. У матери были ключи, ей не нужно было звонить в дверь.

— Но она же сама тогда сказала, что позвонила, а когда ей никто не открыл, она отперла дверь сама.

— Да, но это было позже — уже после того, как произошло падение с лестницы. Ян Эгиль сказал — не знаю, можно ли полностью доверять его словам, ведь прошло десять лет, — что он слышал голос мужчины. С отцом ссорился мужчина.

— Боже мой! — Лангеланд заметно побледнел, когда до него дошло. — Но тогда…

— Я уже говорил вам сегодня, Лангеланд: Вибекке Скарнес не должны были сажать в тюрьму.

— Но какого черта она призналась? Она же сама призналась, Веум, я ведь ее не уговаривал.