Игра на выживание - Патриция Хайсмит Страница 39

Психиатр приехал в четверть пятого, ровно на пятнадцать минут позже обещанного времени. Его звали доктор Сервантес Лоэра, и обратиться к нему Теодору посоветовал его личный врач, отрекомендовавший доктора Лоэру, как «отличного профессионала и специалиста в своей области», обладавшего к тому же ещё и аналитическим складом ума. Это был невысокий толстячок в очках и черными усами. На вид ему было лет сорок пять, не более. Было условлено, что он придет к Теодору якобы для того, чтобы поговорить о живописи и, возможно, купить что-нибудь из его картин. Предполагалось, что Рамону он будет представлен, как просто сеньор Сервантес.

Рамон находился наверху, когда доктор Лоэра вошел в гостиную. Он огляделся и спросил, какие из развешанных по стенам картин написаны Теодором, как если бы Рамон находился где-то рядом.

— Я попросил его спуститься, — сказал Теодор. — Возможно, он подойдет чуть позднее. Иносенса, можешь подавать чай.

Чай с пирожными был подан в гостиную, но Рамон так и не вышел, и тогда Теодор сам отправился наверх, чтобы поговорить с ним.

— Спасибо, Тео, но мне не хочется чаю, — уклончиво ответил Рамон. Он сидел в кресле рядом с книжными полками, и на коленях у него лежала открытая книга.

— Что ж, дело твое. Но, возможно, мне придется провести его наверх, чтобы показать картины, если ты, конечно, не возражаешь.

— И сюда тоже? — нахмурился Рамон.

— Да, Рамон. Мне бы хотелось, чтобы он в взглянул, в частности, вот на эти две картины. — Теодор снова спустился в гостиную.

— Что ж, в таком случае пройдемте наверх, — предложил доктор Лоэра, когда Теодор передал ему содержание своего разговора с Рамоном.

Не выпуская из рук чашек с чаем, они поднялись по лестнице и зашли в студию Теодора, где психиатр провел несколько минут, разглядывая картины Теодора, а также незаконченную работу, стоявшую на мольберте. Бойкий взгляд его больших карих глаз ни на чем подолгу не задерживался, подмечая, однако, любую, даже самую незначительную мелочь. Теодор сгорал от нетерпения, желая поскорее свести их с Рамоном.

— Пора, идемте, — объявил, наконец, доктор Лоэра.

Вслед за Теодором он направился в комнату для гостей, дверь которой была открыта. Рамон с удивлением оторвался от книги.

— Сеньор Сервантес, — сказал Теодор, — это мой друг Рамон Отеро. Рамон, это и есть тот джентльмен, который интересуется моими картинами.

Рамон кивнул и что-то пробормотал в ответ, после чего встал с кресла, не выпуская из рук книгу.

— А вы тоже художник? — спросил доктор Лоэра, хотя, на взгляд Теодора, это было не самое удачное начало для разговора, ибо благодаря газетам имя Рамона оказалось, как говорится, у всех на слуху.

— Нет, я не художник, — ответил Рамон.

Доктор Лоэра непринужденно прошелся по комнате и остановился у стены, на которой висела одна из немногочисленных, но тем не менее любимых его картин, на которой была изображена ваза с цветами. — Милая комнатка, не правда ли?

Рамон кивнул. Он не сводил глаз с доктора и повернулся так, чтобы всегда находиться лицом к нему. Затем Рамон вдруг швырнул книгу на кровать, вышел из комнаты и спустился вниз.

Теодор вопросительно взглянул на доктора Лоэру, который лишь пожал плечами. Теодора же это уже начинала утомлять.

— Ну и…

— Что ж, мы отправимся следом за ним, — объявил доктор Лоэра, широко улыбаясь.

Они спустились в гостиную и, сделав вид, что увлечены беседой, непринужденно подошли к маленькому столику на колесиках, на котором был сервирован чай. Рамон сидел в дальнем конце комнаты, где стоял обеденный стол.

— Меня больше интересуют ваши абстрактные полотна, — говорил психиатр. — Например, та картина в желтых тонах. Вы, случайно, не собираетесь её продавать?

— Пока ещё не знаю. Это одна из моих самых последних работ.

— На вернисаже осенью прошлого года ваши работы получили хорошие отзывы, — учтиво продолжал доктор Лоэра. — Помню, как сейчас. Замечательный был вернисаж. Вы там ещё впервые выставляли «Досамантес», верно?

— Да, — подтвердил Теодор. Те три работы, что он представил на вернисаже, Лелия выбирала сама.

— «Досамантес» — пробормотал Рамон, водя пальцем по краю круглой деревянной подставки, на которой лежали остатки огромного торта.

Доктор Лоэра неспешно направился к Рамону, который отступил в сторону, обходя вокруг стола. Доктор же сделал вид, что его интересует исключительно старинная гравюра, висевшая на стене над буфетом. Затем он как бы невзначай бросил взгляд на широкую дугу белой глазури, застывшей на деревянной подставке и вслух заметил:

— Да уж, а пирожок, наверное, был не маленький! Так что это было? Свадебный торт?

Собравшись с духом и приготовившись выслушать реакцию Рамона, Теодор ответил:

— Его принес один наш знакомый булочник — его зовут Алехандро Нуньес. Он испек этот торт в память о нашей общей знакомой, которая совсем недавно умерла, Лелии Бальестерос.

Рамон с недоумением глядел на Теодора, словно только что впервые услышал об этом торте. Первоначально верхний ярус торта венчала фигурка Лелии, сделанная из бело-розовой глазури, а по краям слоев голубой глазурью были выведены строки трогательного стихотворения.

— Тео, а ты разве его так и не попробовал? Ведь это же был подарок от всего сердца, не так ли? — спросил Рамон.

— Ну конечно же, я съел несколько кусочков. Ведь он стоит здесь уже две недели. Рамон, я же сказал тебе о нем, сразу же, как только Алехандро его принес.