Версальский утопленник - Жан-Франсуа Паро Страница 39

— Мне кажется, старик чувствует себя прекрасно, и вчерашнее пиршество, слава богу, никак не ухудшило его здоровье.

— Ухудшило… слово выбрано как нельзя верно. Сейчас настроение у меня вполне игривое и болтливое, но оно может резко ухудшиться, особенно когда смотришь на эту бутылку, в то время как у тебя под рукой…

Он с видимым отвращением указал на кувшин с отваром:

— …стоит сей источник молодости, из коего мне приходится орошать паштет из черствого хлеба. Согласно предписанию Троншена, в этом подобии пищи я обязан находить удовольствие. Как видите, меня вынуждают приобщиться к сонму святых отшельников.

И, благочестиво сложив руки, он, лукаво подмигнув Николя, воздел их к небу.

— Господин староста церкви Сент-Эсташ, похоже, вы забыли, что:

Святость — высшее блаженство.

Соблюдая лишь посты, вряд ли ты его достигнешь.

Ноблекур выглядел столь несчастным, что изумленная Мушетта замяукала от неожиданности.

— Секите, бейте — все приму без возражений. [35]И приступайте к еде; вы будете есть за нас двоих!

Набросившись на дичь, Николя принялся разрывать ее своими крепкими зубами. Утолив первый голод, он стал рассказывать о деле, из-за которого ему пришлось покинуть вчерашний ужин. С самого начала своего знакомства с Ноблекуром он не имел секретов от почтенного магистрата, умевшего как никто хранить чужие тайны. Ноблекур слушал внимательно, обхватив руками голову, с которой ниспадали густые букли парика, и, казалось, размышлял. Его поза заинтриговала Мушетту; кошечка прыгнула к нему на плечо и попыталась мягкой лапкой расцепить его пальцы. Наконец бывший прокурор сдался и, взяв киску поперек живота, удобно устроил ее на коленях и принялся почесывать за ухом, отчего та довольно замурлыкала.

— Но, черт побери, чего все хотят от несчастной королевы? Совсем недавно благодаря вашему вмешательству она выпуталась из пренеприятной истории, куда ее вовлекли долги. И вот тебе на! Опять то же самое! Украденная драгоценность, гнусная клевета, готовая стать достоянием широкой публики именно в тот момент, когда вот-вот официально объявят о ее беременности. Что еще? Ах, да, непристойные книжки, которыми ее снабжают. Точнее, снабжает некий бесчестный инспектор полиции, из корысти ставший поставщиком гадостей. [36]Интересно, какими неосторожными поступками она навлекает на свою голову столько неприятностей?

— Возможно, — размышляя, проговорил Николя, — она ведет замкнутый образ жизни, приставший скорее частному лицу, нежели супруге монарха. И потому вызывает всеобщий интерес.

— Вот воистину проницательное замечание, приближающее нас к истине. Однако рассмотрим все по порядку. Что касается памфлета, на собственном опыте знаю, что покупка молчания одного шантажиста придает смелости множеству других, ступающих на скользкий путь шантажа. Да, вот уж поистине честный способ заработать состояние! Пригрозить написать мешок пошлостей и растиражировать их… И на тебе, словно из рога изобилия, сыплется манна небесная!

— Эта война проиграна заранее. Берье, Сартин, а теперь Ленуар ведет ее, как и прежде, безуспешно.

— Доведите до сведения анонимов, известите их через печать, что больше никаких переговоров не будет, и вы увидите, как сия дурно пахнущая река мгновенно пересохнет. Одновременно окажите покровительство и превознесите тех борзописцев, что прославляют достоинство и добродетели наших повелителей. Вспомните, что сделал часто подвергавшийся нападкам Людовик Великий: он собрал вокруг себя самых талантливых литераторов, дабы они возносили ему хвалу. Но, насколько я понимаю, у вас есть что возразить на мои предложения.

— Нет, прошу вас, продолжайте.

— Для того чтобы мутные волны клеветы окончательно нас не захлестнули, вы — совершенно справедливо — полагаете необходимым запретить торговлю крамольными изданиями. Но при этом нельзя забывать, что клевета — постоянный гость на страницах хроники. Некий высокопоставленный и могущественный придворный, мой друг…

Старый магистрат прочистил горло, и Николя тотчас догадался, о ком речь.

— …коему почтенный возраст позволяет сравнивать, доверительно сообщил мне, что все, что делает или только намеревается сделать королева, все, что она сказала или не сказала, тотчас становится достоянием гласности, обсуждается, передается из уст в уста, искажается и превращается в сплетню. А для сплетен любые поводы хороши. Если королева питает нежную дружбу к наиболее преданным ей придворным, ее объявляют влюбленной. Когда речь заходит о ее подругах, я даже повторить не решаюсь, что об этом говорят. Когда хвалят ее милосердие и предупредительность, спешат добавить, что хорошо бы ей быть такой со всеми. Уставшая от своего состояния, томимая жарой, она отыскивает укромный уголок на террасе дворца, чтобы подышать свежим воздухом, и это невинное желание воспринимается как нечто подозрительное, давая пищу для пересудов, — ни на чем и на всем, на пустом месте и там, где яблоку негде упасть.

Про себя Николя улыбался: Ноблекур оседлал любимого конька, и его устами заговорил жрец Дао.

— Все может стать поводом для осуждения! Королева со всеми любезна — ее называют кокеткой. Она ничего не делает — ее подозревают в плетении интриг. Она живет простой жизнью — задаются вопросом, что за этим кроется. Дурные слухи распространяются быстро. Постепенно все привыкают смотреть на нее глазами клеветников. Вымысел обретает плоть, и тысячи людей начинают ему верить. Королеву все меньше видят такой, какая она есть, и все больше такой, какой ее знают по слухам.

— Какой задор! Сколько бодрости! Со времени смерти Вольтера вы существенно помолодели. А какой пламенный адвокат!

— Смейтесь, смейтесь, мальчишка!

— И какие уроки, какие советы вы дадите, исходя из столь бурного вступления? Что может сделать Ее Величество, чтобы оградить себя от клеветы?

— Разумно возвеличивать то, что требует от нее традиция. Скажите, дорогой Николя, кем она стала после того, как пересекла границу нашего королевства? — Законодательницей мод. Но разве такую роль должна играть королева Франции? Шляпки, прически, платья, шали, туфли считаются красивыми только в том случае, если она ввела их в моду и сама их носит. Посмотрите на успех Бертен, ее модистки. Можете вы припомнить хотя бы одну из наших королев, которая бы стала королевой модной лавки? Мария-Терезия, супруга нашего великого короля, отличалась молчаливостью и набожностью. Наша добрая полька, супруга покойного короля, была набожна и молчалива. Разве что новое блюдо в ее честь получило название «буше-а-ля-рен»! [37]А что мы видим сегодня? Король, честный и верный муж, слывет слабым монархом, а его супруга, которую все считают легкомысленной, по убеждению многих, вертит им как хочет!