Особо опасен - Джон Ле Карре Страница 38

— Посредник между?..

— Между мистером Эдвардом и полковником Карповым в ситуациях, когда Карпов не мог или не желал присутствовать лично.

— В качестве адвоката Карпова?

— В качестве его… — она запнулась, — его агента. Полномочия Анатолия выходили за рамки законности.

— И даже противозаконности, — продолжил Брю, но его остроумие не оценили по достоинству, и он привычно закружил по комнате. — Вы можете мне сказать, не заглядывая в сейф, в грубом приближении и не для публикации, какая часть лихтенштейнского фонда находится под контролем этого Карпова?

— Каждый владелец липицанского счета получал акции пропорционально вложенным им средствам.

— Догадываюсь.

— Если в какой-то момент владелец банковского счета увеличивал вложения, количество его акций возрастало.

— Разумно.

— Полковник Карпов был одним из первых и самых богатых Липицанов. Ваш батюшка называл его отцом-основателем. За четыре года его капитал увеличился в девять раз.

— За счет его личных вложений?

— За счет кредитных поступлений. Сам ли он переводил эти деньги или это делали другие от его имени, оставалось неизвестным. После принятия к расчету кредитовые авизо уничтожали.

— Вы?

— Ваш отец.

— А как насчет наличности? Банкноты в чемодане не заносили? Как в старые добрые времена?

— При мне — нет.

— А в ваше отсутствие?

— Время от времени на счет вносили наличные суммы.

— Лично Карпов?

— Полагаю, что да.

— Третьи лица тоже?

— Возможно.

— Например, Анатолий?

— От сигнатариев не требовалось себя идентифицировать. Деньги передавались через конторку, из рук в руки, с указанием номера счета бенефициара, и выдавалась расписка на имя, названное вкладчиком.

Брю совершил еще круг по комнате в раздумьях над употреблением пассивного залога.

— И когда же, по-вашему, последний раз приходили деньги на данный счет?

— Насколько я могу судить, поступления приходят по сей день.

— По сей день, буквально? Или до недавнего времени?

— Это, мистер Томми, выходит за рамки моих обязанностей.

Не говоря уже о вашем желании, подумал Брю.

— И во что примерно оценивался лихтенштейнский фонд к моменту нашего отъезда из Вены? До того как акционеры забрали свои паи?

— К моменту нашего отъезда из Вены там оставался только один акционер, мистер Томми. Остальные сами собой отпали.

— Да? И как же такое могло случиться?

— Не знаю, мистер Томми. Я так понимаю, остальные Липицаны либо были перекуплены Карповым, либо исчезли в силу естественных причин.

— Или противоестественных?

— Это все, что я могу сказать, мистер Томми.

— Дайте мне приблизительную цифру. По памяти, — потребовал Брю.

— Я не могу говорить за нашего менеджера, мистер Томми. Это не входит в мою компетенцию.

— Мне позвонила некая фрау Рихтер, — сообщил Брю тоном человека, расставляющего точки над «i». — Адвокат. Я полагаю, ее послание не прошло мимо вашего внимания, когда вы прослушивали все записи за выходные дни на моем автоответчике сегодня утром.

— Вы правы, мистер Томми.

— Она хотела задать мне несколько вопросов касательно одного своего… и, предположительно, нашего клиента. Несколько нелицеприятных вопросов.

— Я так и поняла, мистер Томми.

Он уже принял решение. Она заупрямилась. Сказывается возраст. В отношении же Липицанов она всегда проявляла упрямство. Но он превратит ее в союзницу, расскажет ей все, как есть, и перетянет на свою сторону. Чье же еще доверие ему завоевывать, если не фрау Элленбергер?

— Фрау Элли.

— Мистер Томми?

— Сдается мне, нам надо бы поговорить по душам про… чулочки и туфельки…

Он улыбнулся и замолчал в ожидании одной из ее любимых цитат из Льюиса Кэрролла, но так и не дождался.

— Вот мое предложение. — Он сказал это так, словно только что ему пришла в голову блестящая мысль. — Ваш замечательный венский кофе с пасхальными бисквитами вашей матушки и две чашки. А пока работает кофеварка, скажите секретарше, что у нас совещание.

Но задуманный им тет-а-тет не получился. Фрау Элленбергер принесла кофе — хотя на его приготовление ушло неоправданно много времени — и была сама любезность. Она улыбалась на шутки, и пасхальные бисквиты ее матушки были выше всяческих похвал. Но когда Брю попытался втянуть ее в разговор о полковнике Карпове, она встала и, глядя перед собой, как ребенок на школьном концерте, сделала официальное заявление:

— Господин Брю, с сожалением должна вам сообщить, что липицанские счета не соответствуют нормам закона. С учетом моего скромного статуса в то время, а также обязательств, данных вашему покойному отцу, я не вправе дальше обсуждать с вами эти вопросы.

— Конечно, конечно, — с легкостью согласился Брю, гордившийся своим умением выпутываться из затруднительных ситуаций. — Понимаю и принимаю, фрау Элли. Банк благодарит вас за безупречное выполнение своих обязанностей.

Он проводил ее до дверей, неся поднос с кофейным сервизом.

— Звонил мистер Форман, — сообщила она ему уже в дверях.

Почему она даже не повернула головы? И почему шея у нее такая красная?

— Опять? По какому поводу?

— Чтобы подтвердить сегодняшний ланч.

— Он это уже сделал в пятницу!

— Он хотел узнать, нет ли у вас каких-то ограничений в плане диеты. «Ла Скала» — рыбный ресторан.

— Я знаю, что это рыбный ресторан. Я там ужинаю по крайней мере раз в месяц. Я знаю также, что ланч там не предлагают.

— Кажется, мистер Форман договорился с хозяином. А придет он вместе со своим партнером по бизнесу мистером Лампионом.

— Тот еще светоч, — пошутил Брю, вне себя от собственного остроумия. Она по-прежнему избегала встречаться с ним взглядом, словно боялась сглаза. Интересно, что за человек этот Форман, если он сумел уговорить хозяина открыть «Ла Скала» для ланча, да еще в понедельник, пусть это и маленький ресторанчик.

Наконец фрау Элленбергер посмотрела ему в глаза.

— У мистера Формана превосходные рекомендации, — подчеркнула его помощница, но смысл этого подчеркивания остался для него не вполне очевидным. — Вы попросили меня навести о нем справки, и я навела. Мистера Формана рекомендовали ваши лондонские поверенные и головное отделение Ситибанка. Он специально прилетает на эту встречу из Лондона.