Тарантул - Сергей Валяев Страница 38

Присутствующие с этим утверждением были полностью согласны. Без лишних разговоров официанты сорвали фирменные куртки и пилотки. Лишь шеф-повар, пожилой дяденька с огромным, как пивной котел, животом, решил заметить:

— Молодой человек, вы даже не представляете на кого…

— Спасибо, батя. Представляю, — и оружием пригласил всех в кладовую. Сидите тихо, как мыши, и будет вам лучше всех.

Прихлопнув дверь на засов, напялил лакейскую хламиду и пилотку. На блюде парили кумачовые зверюги с клешнями. Я установил на поднос блюдо, рядом с ним приткнул ТТ в качестве гарнира, прикрыв, разумеется, оружие салфеткой, и отправился выполнять заказ господина Михея.

Пивной подвал неспокойно гудел голосами и музыкальными «железными маршами», радужными волнами провисал смрадный дух, и в нем, как в волнах, барахталась притомленная обстоятельствами публика.

Угар и гвалт были мне на руку. Лавируя между дубовыми столами, я приблизился к двери кабинета для избранных. Кабинет и покой командного состава защищал необщительный и суровый телохранитель, похожий на бегемота, больного гепатитом.

Покосившись на блюдо, неожиданно протянул руку и… поправил салфетку. Я, гнущийся, оскалился:

— Благодарю-с! — и переступил порожек.

Дверь за мной закрылась — в дубовые стены били штормовые волны. В кабинете теснился широкий стол, за которым совещался господин Михеев и трое из его ближайшего окружения.

Вероятно, они утеряли чувство опасности; со временем оно затирается, как медный пятак. Может, поэтому не обратили внимания на меня и продолжали вести тары-бары на повышенных тонах. Их потные лбы были близки друг к другу, а следовательно удобны для кучной и скоростной стрельбы.

— Раки, господа, — сказал я. — С пылу и жару!..

— Ч-ч-чего?!.

Пули влеплялись во лбы, точно они были из воска. ТТ для таких интимно-индивидуальных целей вполне хорош и надежен. А хлопки гасились дубовыми стенами и гамом в общем зале. У этой счастливой четверки случилась легкая смертушка; кажется, никто из них не заметил сложного перехода из Этого мира в Тот.

Неожиданно возлежащая на столе пластмассовая коробочка мобильного телефона засигналила, точно первый искусственный спутник земли. Однако никто не отозвался на этот требовательный сигнал — жители планеты «Марс» были уже далече.

Пятясь, как заправский холуй, я выбрался из кабинета и передал боевику просьбу хозяина: не беспокоить-с.

— А ты что, новенький? — полусонно поинтересовался охранник.

— Так точно-с, — честно признался я.

Вихляющей походкой вернулся в подсобное помещение, держа перед собой поднос, как щит. И вовремя. В кухоньке бушевал крупногабаритный человек в пятнистом камуфляже:

— Где вы все, сволочи?!. Найду — убью!.. — Заметил меня. — Эй, где все? — Изумился, когда я прытким шагом приблизился. — А ты кто?!.

Я хотел ответить и не успел: финка в моей тренированной руке аккуратно впилась в угадываемую за жировыми складками печень. Что гарантировало врагу, как утверждали мои отцы-командиры стопроцентный летальный исход.

Упакованная в камуфляж туша завалилась на печку — бак с кипящей водой ухнул на кафельный пол, точно авиационная бомба, и я понял, надо торопиться, если не хочу пополнить ряды фартовых космических героев, отправляющихся на иные планеты нашей и других галактик.

Я спал как убитый. Засыпал со странным ощущением человека, содеявшегося тяжелую каторжную работенку. Неужели мой труд — убивать, была последняя мысль, после чего уплыл, как астронавт, во вселенскую пустоту, где отсутствовала даже звездная пыль.

Настойчивый звук колокольчика вытащил меня из космической дыры. Телефон. Я тянулся к трубке, обращая внимание на то, что за окном зябнет дождливое утро.

— Алексей, — услышал напряженный голос мамы. — Ты?! Слава Богу!

— А что такое? — удивился.

— Ты сегодня на улицу не выходи, Алеша. Я тебя прошу…

— Почему, мама?

Помялась, словно существовал запрет на скандальную новость, но затем прерывистым шепотом сообщила: в нашем городке действует ужасная и бесчеловечная банда, умерщвляющая всех честных граждан подряд.

Я зевнул — мама, что за вздор?

— Алешка! — закричала. — Ты не представляешь, что у нас в больнице… Трупов, как на войне. Я тебя прошу, Алешенька, как мать…

— Хорошо, — успокоил. — У меня выходной. Хотя ты же требуешь активной социальной позиции?

— Алексей!..

Мама-мама, не понимает, милая, что война уже идет, она вокруг нас, и я, сын её, существую этой войной.

Я люблю дождь, он скрывает слезы и следы преступлений. В такую погоду приятно находиться в теплом домашнем гнездышке, ходить в старом, источенной молью свитере, варить на зиму абрикосовое варенье, добродушно поругивать растяпу-супругу, раздавать подзатыльники своим расшалившимся не в меру детишкам и думать, что жизнь удалась.

Картинку счастливого бытия прерывает трель телефона. Мама? Неужели ужасная и бесчеловечная банда окончательно оккупировала наш город? Ошибаюсь — это Соловьев, мой бывший школьный приятель. Он деловит и серьезен предлагает встречу.

— Дождь, — говорю я. — И у меня выходной.

Соловей-Разбойник настойчив — прийдет ко мне в гости.

— Как хочешь, — пожимаю плечами. — Угощу пельменями.

Смеется, признаваясь иносказательно, что не желает изведать м о и х пельмешек, коими я уже успел накормить некоторых дилетантов с планеты «Марс».

— Тогда кипяточком-с угощу, — тоже смеюсь.

На этой веселенькой ноте телефонный разговор завершается. Проверяю ТТ — две пули, не густо для товарищеского чаепития. Не огорчить бы маму своим досрочным поступлением на холодный стол покойницкой?

По всем законам военного времени надо было бы выбросить огнестрельную дуру в озерцо, да как-то рука не поднялась. А потом — зачем обреченному мелкая мещанская маета. Идти на озеро, чтобы любоваться плавающим фекалиями?

… Господин Соловьев прибывает в гости на трех автомобилях: «Альфа Ромео» и двух джиповых танкетках, где находился взвод любителей русского бейсбола, мне уже знакомых.

Это помпезный прибытие наблюдаю из окна, покрытого дождевой сеткой. Встретив на пороге бесценного гостя, шучу по поводу его любви к собственной шкуре.

— И он ещё смеется, балда, — обижается Соловей. — Такую катавасию заварил.

— Я варю только пельмени.

— И раков, — усмехнулся. — И ещё их подносишь. У меня везде свои люди, Леха.

— И что?

— Ничего, кроме одного, ты нарушил паритет.

— Чего нарушил?

— Равновесие, Чеченец, равновесие.

— А если это не я?