Змея на груди - Ирина Дягилева Страница 38

– Расскажите правду, – посоветовала она. – Ведь вы ее уже знаете.

– Как вы себе это представляете? Я прихожу к Реброву и говорю, что его сын принимал участие в похищении моего сына, которое они вместе инсценировали, чтобы украсть у меня два миллиона евро. Выполняя их хитроумный план, Кузьма должен был забрать деньги, но при этом попал в аварию и сейчас находится между жизнью и смертью на операционном столе. Вы хотите, чтобы я его отцу это прямо так в лоб и выпалил?

– Начало можно опустить, просто скажите, что его сын сейчас находится между жизнью и смертью на операционном столе. Всеволод Вениаминович, поймите, не дай бог, если Кузьма умрет… они должны иметь возможность проститься с сыном. Его родственники не виноваты в том, что произошло. Все объяснения можно будет привести потом, – жестко проговорила Пульхерия.

– Хорошо, я подумаю над вашими словами, – лицо Вольского окаменело. – Вы забыли, что мой собственный сын тоже погиб, – добавил он с горечью.

– Примите мои соболезнования, Всеволод Вениаминович, я постоянно об этом думаю. Именно поэтому я нахожусь сейчас рядом с вами, – Пульхерия старалась говорить мягко, – я хотела помочь вам найти убийц вашего сына, но роль судьи не по мне. Мне вообще роль судьи не по душе. Я приведу вам слова из Библии, которые люблю повторять самой себе: «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будут судить и вас». Поэтому я даже не знаю, что вам сказать. Решайте сами.

Вольский тяжело вздохнул и вышел.

Пульхерия поднесла телефон к уху:

– Вы все слышали, Алексей Александрович?

– Да.

– Подробности сообщу при встрече…

– Пульхерия Афанасьевна, а как вы оказались там с Вольским?

– Это длинная история.

– Минуточку, после визита к нему, как меня информировал Штыкин, вы отправились домой.

– Эта информация уже устарела.

– Я так и думал, вы вернулись и опять стали изображать из себя мисс Марпл.

– Я могла вам и не звонить, – устало вздохнула Пульхерия, – но мой внутренний голос буквально заставил меня это сделать.

– Лучше бы он вас тогда заставил пойти домой, – не удержался Кузьмин от язвительной реплики.

– Да, каюсь, вернулась. И не жалею об этом.

– А теперь по самые уши в чем? – спросил Кузьмин.

– Именно в том, о чем вы подумали, – честно призналась она.

– Хорошо хоть вы сами это сознаете. Итак, ваше особое мнение не давало вам покоя и вы вернулись… Что было дальше?

– А дальше, Вольский рассказал мне, что получил письмо от похитителей сына, в котором они требовали выкуп в два миллиона евро. Он отправил с деньгами посыльного, мы за ним проследили. За выкупом явился друг Славы Кузьма Ребров. Мы с Вольским поехали за ним. Они такой интересный финт ушами придумали, чтобы забрать деньги… Я вам потом все в подробностях расскажу. В итоге, парень не справился с управлением… Ночь, скользкая дорога, высокая скорость… Сейчас он в Склифе, в операционной. Вольский, рискуя собственной жизнью, вытащил его из горящей машины. Вот собственно и все, что я знаю.

– Думаю, что знаете вы гораздо больше, – задумчиво протянул Кузьмин.

– Остальное всего лишь детали. Я вам уже сказала, что по телефону всего не расскажешь.

– Хорошо, принимаю ваши объяснения, – тяжело вздохнул Кузьмин. – О чем вы умолчали, думаю, мы скоро узнаем. Пульхерия Афанасьевна, идите домой отдыхать. Я просто поражаюсь вашей выносливости, – в голосе Кузьмина вдруг появились заботливые нотки, – у вас был сумасшедший день и не менее сумасшедшая ночь. Спасибо, что позвонили. Я вас завтра обязательно навещу.

Только она закончила разговаривать с Кузьминым, как появился Вольский.

– Я позвонил, – коротко сообщил он.

– И что? – устало поинтересовалась она.

– Они сейчас приедут. Я сказал, что не буду их дожидаться…

– Вы отвезете меня домой? Я безумно хочу спать, – Пульхерия не удержалась и зевнула, – извините, день был такой изматывающий, мои силы на исходе.

Вольский молча направился к машине, Пульхерия поплелась за ним следом.

Всю дорогу они молчали. Только сейчас Пуля поняла, что действительно сильно устала. Глаза слипались, и она, как ни старалась, все же ненадолго задремала. Свой адрес Вольскому она не называла, а он его и не спрашивал. Проснулась она в подземном гараже дома на Авиационной улице.

– Мне не сюда, – покачала Пульхерия головой.

– У меня в квартире четыре спальни. Одну из них я уступаю вам.

– У меня есть свой собственный дом, хотя он и не такой роскошный, как ваш, – вяло засопротивлялась она.

– При чем здесь это? – возмутился Вольский. – Я подумал, что вы наверняка проголодались, а в холодильнике у вас пусто…

– Неправда, у меня есть две трехлитровые банки суздальских огурцов с хреном. Я бы съела пару огурчиков и закусила их сушками. Скажите честно, Всеволод Вениаминович, у вас ведь нет огурцов с хреном?

– Думаю, что у меня и сушек нет, – рассмеялся он. – Зато у меня наверняка есть куча всякой еды, оставшейся от дня рождения.

– Если еда в куче, то это уже не еда, – съехидничала Пульхерия, – ваши гости небось одни кучи вам оставили.

– Мой Осип этого не допустит. Он знает, что хозяин вернется голодным.

– Но он же не знает, что вы вернетесь не один.

– У него еды на целый гарем хватит.

– Вы тайно содержите гарем и теперь похищаете меня для него? – с притворным испугом спросила она.

– Согласен. Шутка про гарем была не очень удачной. С вами надо быть очень осторожным в выборе выражений.

– Вот так всегда, только замаячила перспектива выйти удачно замуж, как тут же выясняется, что это всего лишь мираж, – вздохнула Пульхерия.

Они вышли из лифта. Вольский буквально тащил Пульхерию на себе. Ей самой было непонятно, это она упирается, или у нее ноги от усталости заплетаются, но, так или иначе, не успела она оглянуться, как оказалась в роскошной спальне, на широченной кровати, покрытой атласным покрывалом.

– Вы меня немного подождите, я вам сейчас принесу что-нибудь поесть, – торопливо сказал Всеволод Вениаминович и исчез.

Пульхерия сняла туфли и закинула усталые ноги на прохладный шелк покрывала. Когда Вольский вернулся в спальню, держа в руках поднос с едой, он увидел, что она прямо в плаще, свернувшись калачиком, лежит на кровати и крепко спит.

Вольский поставил поднос на прикроватную тумбочку, достал из шкафа плед, укрыл свою гостью, затем погасил свет и тихо вышел, закрыв за собой дверь.