Кровь слепа - Роберт Уилсон Страница 38

— Но мы так не работаем! — возразил молодой.

— Знаю. Потому и предупреждаю вас, что если станете копаться в ее личной жизни, деловых связях, изучать ее семейный альбом до того, как завоюете полное ее доверие, то она замкнется, как раковина, и станет ожидать приезда Фалькона.

— А когда он приедет?

— Не знаю. Возможно, вечером, часов в десять-одиннадцать.

— Я слышал, что мальчика она в последний раз видела у входа в лавку севильского футбольного клуба, — сказал Тирадо. — Как известно, камеры наружного наблюдения там нет, поэтому трудно будет выяснить, сам ли мальчик ушел оттуда и заблудился или его похитили. А как вам самому кажется, Хосе Луис? Что могло случиться?

— Сомнительно, чтобы мальчик сам ушел и заблудился, — сказал Рамирес. — Вам с ней придется нелегко. Она женщина непростая.

— Мне и с простыми-то непросто приходится, — заметил молодой, устремляя взгляд куда-то в глубь коридора.

Рамирес мысленно помянул Деву Марию.

— Придерживайтесь очевидных фактов. И не спешите с обобщениями, — как мантру, повторил он. — Возможно, нам все равно придется дожидаться Фалькона.

— Это почему?

— Потому что Фалькон сейчас мешает сразу в нескольких котлах, а кое-где там на донышке понабралось всякой дряни.

Они распахнули дверь в кабинет, и сразу же до них донесся возмущенный громкий голос Консуэло:

— Как это «нет камеры наружного наблюдения»? Как такое возможно? Вот в Англии, говорят, эти камеры повсюду понатыканы, на любом перекрестке, даже в самой глухомани!

— Но мы не Англия! — сказал директор. Он сочувствовал Консуэло, но при этом сдерживал раздражение от ее непонятливости.

— Но если не через камеру, то как-то вы все-таки можете…

— Добрый день, сеньора Хименес. Я старший инспектор Тирадо, — сказал старший из офицеров ОБПД, входя в кабинет. — Мы представляем отдел по борьбе с преступлениями против детей и, разумеется, располагаем многими возможностями. Мы проверим все заснятое на камерах торгового центра, как внутри, так и снаружи. Как вы знаете, камеры установлены и в центральной части сооружения, и весьма вероятно, что угол обзора охватывает и стадион, и магазин севильского клуба. Полицейские уже опрашивают возможных свидетелей и около магазина, и около стадиона. Я думаю, что очень скоро мы выясним, что случилось с вашим сыном Дарио.

Консуэло встала и пожала руку офицеру.

В 18.00 Фалькон еще был на пути в Хитроу. Дуглас Гамильтон пообещал ему задержать рейс, но Фалькон не слишком на это надеялся — вряд ли он расположил к себе Гамильтона настолько, чтобы тот ради него так расстарался. Несмотря на нелюбезный прием, ему оказанный, Фалькон чувствовал облегчение. Якоб был с ним откровенен. Они снова действовали вместе и сообща, а это стоило несговорчивости, проявленной Фальконом в беседе с англичанами. Правда, неуклонность и беспощадность МИБГ, когда он вспоминал о ней, рождала у него тревожные предчувствия, но он успокаивал себя мыслью о хорошей выучке охранников Файзаля Сауди.

Он машинально включил мобильник, и тот сразу же взорвался сообщениями и пропущенными вызовами. Он заглянул в адреса. Двенадцать посланий от Консуэло. Он откинулся на спинку кресла. «Ягуар» мчался вдоль эстакады на Грейт-Вест-роуд, мимо высотных офисных зданий. Он чувствовал усталость и окостенелость в спине и шее, что не мешало ему с удовольствием ощущать груз непрочтенных посланий. Радостное предвкушение вызывало улыбку: Хавьер Фалькон, кажется, заделался романтиком? Кто бы мог подумать. Передернув плечами, он открыл первое послание.

Дарио пропал. Помоги.

Он прокрутил остальные, каждый раз надеясь, что с паникой поторопились, что в конце концов прочтет: «Дарио нашелся. Вечером жду». Вместо этого выстраивалась неутешительная цепочка событий, а последнее сообщение гласило: «Где ты? Ты нужен мне здесь!» Отправлено это было в 17.08. От ужасных предположений, зашевелившихся в нем, его обдавало холодом.

Рамирес все еще слонялся по коридору в ожидании новостей из директорского кабинета, когда в телефоне он услышал голос Фалькона. Рамирес быстро ввел его в курс дела и сказал, что с Консуэло в данную минуту беседуют офицеры ОБПД.

— Я буду не раньше половины одиннадцатого, — сказал Фалькон. — Разреши мне поговорить с ней… лично.

— Подожди секундочку, Хавьер.

Фалькон услышал приглушенные голоса и, ожидая, когда откликнется Консуэло, пытался найти для нее какие-нибудь утешительные слова, но он знал, что любые слова в таких случаях бессильны.

— Кристина нашла супружескую пару, проживающую на проспекте Эдуардо Дато. Из окон их квартиры хорошо виден футбольный стадион и магазин севильского клуба, — сказал Рамирес. — Они видели двух мужчин в бейсболках, одетых в черные куртки и черные джинсы. Мужчины вели под руки мальчика с шарфом севильского футбольного клуба на шее. Похоже, что мальчик оказывал некоторое сопротивление или, во всяком случае, шел неохотно. Один мужчина тащил коробку. Группа подошла к машине, припаркованной через квартал оттуда, и второй мужчина сел с мальчиком сзади, а тот, что тащил коробку, бросил ее на землю, после чего забрался на водительское место, и машина скрылась. Свидетели успели разглядеть машину — красный «фиат-пунто» со старым севильским номером. Кристина разыскала коробку. В ней оказались футбольные бутсы, купленные в этот же день в магазине «Десяточка».

— Передайте эту информацию вместе с бутсами Консуэло и офицерам ОБПД, а мне позволь поговорить с Кристиной, — сказал Фалькон.

Мобильник взяла Феррера.

— Ты была у Марисы и разговаривала с ней? — спросил Фалькон.

— Утром, сразу же после вашего отъезда. После каждого моего разговора с Марисой я получаю звонок с угрозами.

— И вы думаете, что это — новый шаг к реализации их угроз?

— Не думаю — знаю. Накануне поздно вечером я виделся с Марисой, и тут же последовал звонок — в двенадцать с минутами, как раз перед моей встречей с Консуэло, с которой мы ужинали. Голос предупредил меня, чтобы я ждал неких событий, и, когда они действительно произошли, я тут же понял, что виной всему — я. Люди эти меня знают, знают мою ахиллесову пяту. Дарио похитили те, кто оказывает давление на Марису, кто бы это ни был.

Фалькон говорил с ней своим обычным спокойным, сдержанным тоном, но впервые за четыре года совместной работы ей почудилось, что голос его вот-вот дрогнет, и она поняла, что Фалькон испытывает страх. Она знала, как тепло он относится к мальчику. Он всегда с особым интересом расспрашивал ее и о собственном ее восьмилетнем сыне, как живет, чем увлекается. Шеф словно примеривал на себя роль отца, учился им быть. И вот теперь получил удар под дых.

— Я должна еще раз поговорить с Марисой, — сказала Кристина.

— Как она показалась тебе при той вашей встрече?

— Сама не своя. Выпивши. И только начала откровенничать, как вдруг звонок. Ну, она сразу сникла и заторопилась закруглить разговор.