Погоня - Кирилл Шелестов Страница 38

— Хорошая идея, — одобрил он. — Демократическая, в твоем духе. Мне, солдафону, до такого сроду не додуматься. А условия какие мы поставим, можно узнать? Все тебе отдать или мне тоже что-нибудь перепадет?

Свобода, с которой они обсуждали в моем присутствии подобные темы, меня обескураживала.

— Да я не о себе пекусь, как вы не поймете! К Лужку перебежала уже половина губернаторов. Это реальная угроза! Республики за него: Татарстан, Башкирия! Если мы потеряем региональные элиты, нам конец. Скажите, Александр Васильевич, что мы ему противопоставим?!

Коржаков, сощурясь, оценил расположение шаров.

— А мы ему свояка в центр! — объявил он.

Он положил шар в лузу и распрямился, довольный собой.

— Видал, какая тонкая резка? Деликатненько, аккуратненько, а ты сразу — в тюрьму!

Березовский только развел руками, показывая, что тон своего собеседника считает неуместным, но ничего поделать не может.

— Да ты не горюй, Борис Абрамович, — утешил его Коржаков. — Когда до драки дойдет, мы с тобой на пару кого хочешь заломаем. А если еще и батюшку в нашу компанию возьмем, — он подмигнул в мою сторону, — вообще всем конец придет. Как зовут-то?

— Андрей, — ответил я.

— Отец Андрей, значит. Вот, Борис Абрамович, считай, уже трое нас: ты, я, да отец Андрей. А Лужок — один. Мы как выйдем на него всем нашим народным ополчением: отец Андрей с хоругвями, я с кием, ты с калькулятором, он сразу сдастся. Пощады запросит, вот увидишь.

Березовский даже не улыбнулся.

— Если Лужок договорится с коммунистами, у нас нет ни одного шанса, — мрачно проговорил он, отчаявшись переубедить своего собеседника.

— Не договорится, — заверил Коржаков. — Они его вон на каждом углу обличают.

— И что из этого? Сегодня они его клянут, а завтра — поддержат. Не забывайте, что финансирует коммунистов Марик Либерман! Ему же все равно, кого обличать и с кем дружить, лишь бы это выгоду приносило. Он и с чертом соглашение подпишет, если деньгами запахнет. Для него не существует морали... Что вы на меня так смотрите, Алексей Степанович? Вы удивлены, что у меня есть принципы? Представьте себе! Или вы не знали о роли Либер-мана в коммунистической пропаганде? О, я вас умоляю! С вашей-то шпионской сетью...

— Шпионы, Борис Абрамович, это у них, а у нас разведчики. Насчет Либермана я, конечно, в курсе. Вот только не пойму, зачем ему это надо? Неужели он надеется, что коммуняки его когда-нибудь премьер-министром назначат?

— Марик не хочет быть премьер-министром, — пожал плечами Березовский. — Марик хочет отвалить. Он сам в этом не раз признавался. Но прежде он собирается выжать из страны все, что можно. Сейчас момент благоприятный — государство раздает свою собственность за бесценок. Можно под шумок нахватать активов, капитализировать бизнес, а потом скинуть его на Запад. По западным, разумеется, ценам. Природные ресурсы — очень интересная тема, Европе их не хватает. Марик намерен в ближайшие три года заработать миллиардов тридцать — сорок, и прощай немытая Россия! С такими деньгами, согласитесь, везде неплохо: и в Лондоне, и в Штатах, и на собственном острове.

— А ты Калошину об этом говорил? Он за Либерма-на горой: на каждом совещании до небес его возносит.

— Ну еще бы! Я уверен, что Либерман пообещал ему процентик со сделки, вот он и старается.

— Ты серьезно?

— Разумеется, нет. Серьезно я думаю, что он пообещал Калошину десять. Просто по большому счету, какая нам разница, за сколько нас продали.

— Борис Абрамович, а ведь это ты нам Калошина подсунул. Я помню, как ты за него в моем кабинете распекался! И порядочный он, и умный!

— Насчет его порядочности я заблуждался, каюсь. А то, что он умный, я и сейчас готов подтвердить. Потому он и готовит себе запасной аэродром. Это я дурак, в Россию деньги вкладываю, надеюсь на ее будущее. А предусмотрительные люди вроде Либермана и Калошина рисковать не любят, заранее страхуются.

Коржаков нахмурился — на сей раз слова Березовского его задели.

— Ты, кстати, креститься не надумал, Борис Абрамович? — вдруг спросил он.

— Я? Нет. Зачем мне? Патриархия и так со мной работает, а на крещенье в прорубь нырять — спасибо, увольте. Пусть Лужок этим развлекается.

— Ну, раз ты креститься не собираешься, то дай я с божьим человеком переговорю. А то давно уже ждет.

Березовский собирался что-то добавить, но, вероятно, решил, что на сегодня достаточно. Он проследовал к выходу, молча натянул свои узкие туфли, подкладывая под задник палец, и вышел, одарив меня прощальным кивком. Я только сейчас заметил, что один глаз у него был мертвым.

* * *

Теперь, когда мы остались одни, Коржаков отбросил дурашливость и посерьезнел. Озабоченно хмурясь, он выпил пива и, не обращая на меня внимания, вернулся к бильярду. Я ждал, пока он начнет разговор.

— Играешь, отец Андрей? — через некоторое время рассеянно спросил он.

— Плохо, — ответил я.

— Плохо, что плохо, — проворчал он. — Глядишь, партейку бы с тобой сгоняли, а то день прошел, а ничего путного так и не успел: все политика да политика. Вам, монахам, поди, и нельзя в бильярд резаться?

— Я не монах, — сказал я тихо.

— Что?

— Я не монах, — повторил я громче. — Обычный человек.

Он впился в меня своими маленькими глазками.

— Зачем же ты тут маскарад устраиваешь? Я, например, человек верующий. Со всем уважением к религии отношусь, монастырям помогаю. А ты рясу нацепил и меня обманываешь! — он рассердился.

— Простите, я не хотел никого обманывать, так получилось. У меня не было другой возможности сюда добраться... дело в том, что я... в розыске...

— В розыске? Час от часу не легче. Кто ж тебя ищет?

— Налоговая полиция по приказу Либермана и Калошина.

— Налоговая полиция да еще по приказу Калошина и Либермана! А ты не сочиняешь? Они, между прочим, серьезные ребята, Либерман с Калошиным, не шпана уличная, не беглые монахи. Это, кстати, не они тебе глаз подбили? Ну-ка, покажи, что там у тебя? Да снимай, снимай шапку, не стесняйся.

Я неохотно стянул скуфью, Коржаков внимательно меня оглядел.

— Хорош, — покачал он головой. — Что ж ты натворил, что такие большие дядьки на тебя взъелись?

Не дожидаясь новых вопросов, я рассказал ему всю нашу историю с самого начала. О том, как Лисецкий стравил Храповицкого с Гозданкером; как оскорбленный Гозданкер помчался в Москву, к Либерману, известному своими связями с руководством налоговой полиции. Об острой неприязни, которую вдруг почувствовал к Храповицкому генерал Лихачев, являвшийся дотоле нашим другом; о первых обысках и арестах сотрудников; о визите Храповицкого к Калошину, о том, как тот обещал помочь, а вместо этого дал санкцию на скандальный арест Храповицкого, обставленный Лихачевым с театральным эффектом. Я поведал и о собственной встрече с Калошиным и Либерманом в МИДе, на юбилее «Интеллектуальных систем», о моей неудачной попытке заступиться за Храповицкого, о ярости Калошина и о тех бесстыдных признаниях, которыми удостоил меня Либерман относительно своей роли в этом деле. Я закончил засадой в моем доме и побегом. Единственное, о чем я умолчал, — о поездке в Москву с Быком и бандитами и об их гибели, — это не относилось к делу.