Приключения бодхисаттвы - АНОНИМYС Страница 38

Окружившие их монголы в своих широких синих, желтых и красных балахонах и конусообразных шляпах разительно отличались по виду и по манере от родственных им российских бурят. Некоторые были бриты наголо, некоторые буйно обросли, смешливые юные монголки носили длинные черные косы и улыбались весело и свободно.

Однако оживление путников быстро сменилось тревогой, когда они разглядели монгольские юрты, стоявшие в некотором отдалении от уртона. На двух из них развевались разноцветные флажки, еще перед одной юртой торчал кол, на котором висела шапка. Рядом с юртами не видно было ни людей, ни скота, только большие бродячие собаки несколько оживляли этот оцепенелый пейзаж.

– Мы не будем менять здесь коней, – решительно сказал Загорский.

Мэри поглядела на него непонимающе.

– Видите эти флажки на юртах? – продолжал Нестор Васильевич. – Это значит, что внутри – заразный больной. Болезнь может быть любая – проказа, черная оспа, чума. А вот там перед юртой – кол с надетой шапкой. Это означает, что хозяин юрты умер. Вероятно, как раз от этой самой болезни.

– Но что тут делают эти больные? – удивилась Мэри.

– Скорее всего, здесь поблизости есть какой-нибудь шаман или лама, способный, по мнению монголов, лечить смертельные болезни. Но если речь идет о чуме, единственный способ с ней бороться – это полная изоляция больных. Увы, ничего другого пока не придумано. Правда, русский ученый Владимир Хавкин еще в начале века создал противочумную вакцину. Однако ее эффективность, кажется, невелика, да и откуда здесь взяться русской вакцине? Впрочем, китайцы и индийцы знают универсальный способ борьбы с заразными болезнями.

– И это действенный способ? – заинтересовались Мэри.

– Весьма, – отвечал Загорский. – Они укрепляют сопротивляемость организма самым разным заболеваниям.

– Почему же этими способами не пользуется человечество?

– Потому что не хочет.

Тут он объяснил свою позицию более пространно. Люди, по мнению Нестора Васильевича, делают только то, что хотят делать, но пальцем о палец не ударят, чтобы сделать то, что делать надо. Русский поэт Пушкин написал когда-то: «мы ленивы и нелюбопытны», имея в виду жителей России. Однако это определение можно отнести к любому почти народу, да еще и усилить его. Он, Загорский, сказал бы так: «Люди смертельно ленивы и убийственно нелюбопытны». И потому ничем иным, кроме как милосердием Божиим, нельзя объяснить тот факт, что земля еще не опустела окончательно.

– А меня вы научите этим таинственным способам? – кокетливо спросила Мэри.

– Может быть, – отвечал Загорский не совсем уверенно.

Некоторое время он хмуро смотрел на зачумленные шатры, потом пробормотал: «Попробую хоть что-то сделать для этих несчастных». Однако с лошади слезать не стал, лишь сцепил пальцы в какой-то странный замок и прикрыл глаза. Терпеливая бурятская лошадка стояла под ним, не шелохнувшись.

– Что он делает? – спросила британка.

– Это защита от болезней, – отвечал ей Ганцзалин.

– Не может быть, – поразилась Мэри, – так просто?

Китаец в ответ только поморщился.

В медитации Нестор Васильевич сидел минут пятнадцать. Потом открыл глаза и дернул уздечку. Лошадь его направилась прямо к страшным шатрам. Доехав до ближайшего, Загорский спрыгнул на землю и что-то крикнул. На шум к нему вышел молодой монгол в пушистой шапке, в глазах его плескался страх. Загорский кивнул ему, улыбнулся, и они вступили в разговор. Одновременно Нестор Васильевич производил какие-то движения руками, но что именно он делал, с такого расстояния рассмотреть было трудно.

– На каком языке они говорят? – полюбопытствовала журналистка.

– На китайском, – Ганцзалин внимательно наблюдал за хозяином, – многие монголы говорят по-китайски, а некоторые – даже по-русски.

Наконец разговор Загорского и монгола закончился. Лицо молодого человека источало теперь надежду и воодушевление. Он сложил руки перед грудью и низко поклонился Нестору Васильевичу. Тот кивнул в ответ, прыгнул в седло и поехал прочь.

Спустя несколько минут они тронулись в дальнейший путь. Мэри, правда, не понимала, куда так спешить, если они знают, как бороться с любой, даже самой заразной болезнью. Нестор Васильевич, однако, объяснил ей, что проще не допустить заражения, чем потом с ним бороться. Это как в войне: гораздо проще спрятаться в окопе, чем потом выковыривать пули и осколки хирургическими инструментами.

Так и не поменяв изрядно уставших за время странствия коней, они поскакали дальше. Погода резко сменилась. До того они ехали в местах, где еще царила пусть холодная, но все же осень. Теперь же они окончательно вступили во владения зимы.

Степь зимой смотрелась голо и негостеприимно, здесь дули сильные ветра, казалось, выдувавшие душу из тела. Снега было еще немного, он, сухой, катился по земле, не задерживаясь, поднимался в воздух и, словно облако, осенял продрогших путников. Горы, высившиеся на горизонте, казались обиталищем злых духов. Время от времени встречались им монголы в теплых шапках, верхом на волосатых своих коньках, гнавшие мимо стада овец и верблюдов. Белые, черные и пестрые овцы топотали суетливо и бестолково, рыжие верблюды, навьюченные кочевым скарбом, вышагивали хоть и быстро, но важно, словно государственные деятели.

Первой не выдержала Мэри, одетая легче всех.

– Сколько до ближайшего уртона? – спросила она, лязгая зубами.

Загорский пожал плечами: может быть, двадцать километров, может быть, все восемьдесят.

– Восемьдесят? – взмолилась журналистка. – Я не выдержу. Мне надо хоть немного согреться.

Нестор Васильевич поглядел на Ганцзалина, тот кивнул, вытащил из подсумка маленький красный крючок, протянул его мисс Китс. Та удивилась: что это? Ганцзалин отвечал, что это красный перец. Нужно просто откусывать от него кусочки, жевать их – и тогда станет гораздо теплее.

Мэри попробовала, но тут же заплевалась, крича, что перец обжег ей гортань. Нестор Васильевич посоветовал барышне спрыгнуть с лошади и немного пробежаться рядом, но так согреваться Мэри тоже не захотела.

– Вы нарочно так говорите, чтобы я отстала от вас, – сказала она с обидой. – Я слезу, а вы хлестнете мою лошадку и вместе с ней умчитесь прочь.

– Хорошая мысль, – усмехнутся Загорский, – почему только она раньше не пришла мне в голову? Есть перец вы не хотите, бежать за лошадью – тоже. Я уж и не знаю, чем вам помочь.

Мэри, стуча зубами, сказала, что ее спас бы бокал шампанского или на худой конец стаканчик виски. Нестор Васильевич только руками развел: в таком случае надо было вам остаться в читинском кафе.

– Ладно, – сказала Мэри решительно, – ладно. У меня есть немного медицинского спирта, выпью его.

И вытащила из дорожной сумки маленькую флягу. Однако Загорский неожиданно отобрал у нее эту флягу. Мэри возмутилась и стала бушевать, крича, что это произвол и попрание ее прав как человека и женщины.