Король - узник Фантомаса - Марсель Аллен Страница 38

— Как вы сказали? — переспросил он. — На углу здания Оранжери и площади Согласия?

— Именно так…

— О каких работах вы говорите?

— Не знаю… Я в траншею не заглядывал…

— А там есть траншея?

— Ну, яма… И ограждение…

Чиновник оглядел посетителя с ног до головы:

— И вы полагаете, что там ведутся работы?

— Ну да…

— Там нет никаких работ! Вы ошиблись! — безапелляционно изрёк чиновник, захлопывая регистр.

— Как нет?

— Так — нет!

— Но я же сам видел…

— Вы не могли ничего видеть!

И чиновник потянулся за своим романом, показывая, что разговор окончен.

— Но как же так? — пробормотал Фандор. — Может быть, эти работы не занесены в ваш реестр?

Чиновник встал с таким видом, как будто ему нанесли оскорбление.

— Милостивый государь! — провозгласил он. — В каждом округе все комиссары полиции обязаны сообщать мне обо всех ведущихся дорожных работах! Понимаете, месье: административно обязаны! Ежедневно и заблаговременно! Все их сообщения я аккуратно заношу в реестр! Ежедневно! Ошибка исключена: если работы не зарегистрированы, значит, их нет! Вам ясно?.. Всё!..

Фандор вынужден был покинуть раздражительного чиновника. Но журналист ничуть не был обескуражен. Он даже казался довольным.

— Я узнал интересные вещи, — проворчал он себе под нос. — Но надо бы перепроверить… Все земляные работы в Париже должны иметь в вечернее и ночное время сигнальное освещение… специальные лампочки на ограждении… Подряд на установку сигнального освещения имеет компания «Леван»…

У привратника министерства он узнал адрес компании. Её дирекция находилась на улице Дюнкрек.

В канцелярии на улице Дюнкрек ему повезло встретить любезного служащего, который проверил записи и подтвердил Фандору, что никаких заказов на установку сигнального освещения в указанном месте компания «Леван» не получала.

Ещё более довольный, журналист нанял фиакр и поехал в Национальную библиотеку. «Это становится совсем интересно! — рассуждал он по дороге. — Работы нигде не зарегистрированы, но они ведутся! Если их не ведут инженеры городской службы, значит, их ведёт кто-то другой… значит, зачем-то ему это нужно!.. Что если в рассказе этого идиота Вульфенмименгляшка есть доля истины? И он действительно разобрал в звуках, издаваемых „поющими фонтанами“, отрывки из гимна Гессе-Веймара?»

В Национальной библиотеке он долго рылся в каталогах и вёл переговоры с библиографами, после чего ему принесли гору томов: в одних речь шла об архитектуре, в других о скульптуре, третьи были гидами по Парижу… Фандор погрузился в них и так просидел до четырёх часов, когда, взглянув на часы, проворно вскочил на ноги.

— Чёрт побери! — воскликнул он. — У меня едва остаётся время, чтобы заглянуть домой, переодеться и поспеть в «Рояль-Палас» к возвращению этого кретина Вульфа… Как же мне не хочется становиться королём!

В те самые часы, которые Жером Фандор посвятил визитам в министерство общественных работ и Национальную библиотеку, на улице Монсо происходили события, способные ещё больше запутать тот сложный криминальный узел, над распутыванием которого бились Жюв и его друг-журналист.

В своей квартире маркиз де Серак, одновременно мадам Сейрон, разговаривал с кем-то, кто прятался за оконной шторой.

— Итак, вы остаётесь здесь и не трогаетесь с места, — говорил маркиз тихим, приглушённым голосом. — Обещайте мне ничего не предпринимать, что б вы ни услышали…

— Клянусь, господин маркиз! — отвечал голос из-за шторы.

— Я рассчитываю на вас… И приглашаю посетительницу.

Маркиз де Серак пересёк салон и отворил дверь в соседнюю комнату.

— Входите, мадемуазель, — произнёс он, — и простите меня за то, что я заставил вас ждать, у меня были друзья.

— Ах, сударь, — отвечала Мари Паскаль, ибо это была она, — ах, сударь, прошу вас… это такие пустяки! Напротив, это я… Разрешите мне выразить благодарность…

— За что же, мадемуазель?

— За протекцию, которую вы мне оказали перед лицом Его величества… Она позволила мне получить хороший заказ…

Маркиз пододвинул посетительнице стул и ответил фразой, в которой содержалось несколько значений:

— О мадемуазель, вы получили и нечто большее… Что касается моей рекомендации, то после всех добрых слов, которые наша консьержка говорила о вас… Я жалею только об одном: что вам пришлось стать свидетельницей ужасного события, столь прискорбного для короля.

— Да… более чем прискорбного, — пробормотала Мари.

— Я думаю, мадемуазель, что вы тоже были потрясены…

— О да, конечно! Это было ужасно…

— Для вас особенно, — произнёс маркиз де Серак с нажимом.

Девушка подняла на него ясные глаза и ответила с полным простодушием:

— Да… Я была особенно взволнована, потому что живу в этом доме… потому что знала жертву…

Маркиз прервал её.

— Король говорил мне о вас, — сказал он проникновенным тоном.

Румянец смущения залил щёки и лоб молодой девушки.

— В самом деле, господин маркиз? — пробормотала она прерывающимся голосом. — Его величество спрашивал обо мне?

— Его величество находит вас очаровательной!..

Маркиз де Серак помолчал, чтобы придать своим словам особый вес, и добавил:

— Его величество запомнил вас с первой же встречи…

— В «Рояль-Паласе»? Но он едва видел меня через приотворённую дверь, в течение какой-нибудь секунды…

Тонкая улыбка появилась на губах маркиза.

— Много ли времени нужно королю, — сказал он, — много ли времени нужно молодому мужчине, чтобы начать мечтать о невозможном?

— О невозможном?.. Да, вы правы!..

Лицо молодой девушки стало серьёзным, даже строгим. Было видно, что она напрягает всю свою волю, чтобы сохранить хладнокровие. Что касается маркиза, то, при всей его чопорности, в его голосе появились игривые нотки:

— Возможное, невозможное… Кто знает?.. Воля короля не знает преград!..

И вдруг — прямой вопрос:

— А король вам нравится, мадемуазель?

— Но… но… — залепетала Мари Паскаль. Инстинктивно она встала и протянула руки вперёд, как бы обороняясь от нападения.

Де Серак словно не заметил её жеста и продолжал:

— Быть может, для кого-то смерть несчастной Сюзи д'Орсель была желанной…

— О сударь…

— Что делать, мадемуазель Мари? Счастье одних часто строится на несчастье других… Ведь вы сами, наверное, очень страдали… от ревности.