Храм украденных лиц - Екатерина Красавина Страница 37

Следующие две недели были посвящены беседам с врачами, знавшими Лактионова. И снова — ничего. Все отмечали его высокий профессионализм, готовность прийти на помощь советом и делом, человеческую порядочность. Но все это майор уже слышал много раз. При упоминании о «Велане» коллеги Лактионова либо пожимали плечами, либо удивленно поднимали брови. Полный ноль. Было от чего опустить руки и впасть в отчаяние. Но однажды блеснул слабый лучик надежды, что расследование все-таки сдвинется с мертвой точки.

Губарев вел беседу с Крутиковым Павлом Диогеновичем. Крупнейшим хирургом в области эстетической медицины. Директором косметологического центра «Лики красоты». Членом-корреспондентом Академии медицинских наук, как было написано на визитной карточке, которую Крутиков вручил Губареву, едва они успели обменяться стандартным рукопожатием. Павел Диогенович первым протянул руку, и Губареву ничего не оставалось, как пожать ее. Рука была пухлой и безжизненной. Такое рукопожатие майор обычно называл про себя «рыбий поцелуй».

— Садитесь, — указал широким жестом Крутиков на большое кожаное кресло. Губарев как сел, так просто утонул в нем.

— Я хотел поговорить с вами о Лактионове Николае Дмитриевиче, — начал Губарев. — Вы уже, конечно, знаете о его смерти.

Крутиков смотрел на майора, склонив голову набок. Он словно не слушал его, а думал о чем-то своем. Наступило молчание.

— Да, естественно, — спохватившись, выпалил он.

— Что вы можете сказать о покойном? И снова — пауза.

— Николай Дмитриевич был сложным человеком. Непростым. — Крутиков закашлялся. Губарев внимательно посмотрел на него. Он был круглым и гладким.

Как гриб-боровик. Большие очки в золотой оправе. Большая голова. Толстые губы. — Сложным, — повторил он.

— Все говорили о его заслугах в области медицины.

— Кто — все? — перебил Крутиков майора.

— Коллеги, врачи.

Майору показалось, что Крутиков вот-вот фыркнет.

— Давление авторитета. В узком кругу мы знаем цену друг другу. Красивыми словами нас не обмануть. И очки не втереть.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что слухи о профессионализме Николая Дмитриевича сильно преувеличены. Знаете, как бывает? Создается на ровном месте миф. И он растет, растет. Уже живого человека не видно за этим дутым мифом.

— Вы полагаете, что Лактионов не был хорошим хирургом?

— Хорошим, может быть. — Крутиков поднял вверх палец. — Или, точнее, неплохим. Но не выдающимся или великолепным. Как говорилось в некоторых откликах на его смерть. Надо быть точными в формулировках, чтобы никого не вводить в заблуждение.

— Но тот факт, что у него не было ни одной неудачной операции, разве не говорит сам за себя?

И тут Крутиков рассмеялся каким-то мелким, рассыпающимся смехом.

— Почему вы так думаете?

— Я беседовал с его сотрудниками, коллегами.

— Сотрудники — вассалы. Они будут молчать, как рабы. Коллеги заняты своими делами. Нет, это все неправда. У Лактионова был крупнейший провал. Операция, в результате которой он просто изуродовал пациентку. Искалечил, исковеркал, сломал ей жизнь.

Губарев подумал, что, если не остановить Крутикова, он будет без конца искать синонимы слову «изуродовал». Как по словарю Даля.

— У вас есть доказательства?

— Конечно! Я бы не стал голословно бросаться такими обвинениями.

У Губарева пересохло в горле. Он подумал: неужели проделана брешь в безупречном облике Лактионова? Вот она, ниточка, за которую можно уцепиться. Неудачная операция — это уже кое-что!

— И какие доказательства?

— У меня есть человек, который видел все это собственными глазами. Он работал в то время в клинике «Ваш шанс» и ассистировал Лактионову во время операции.

— И где же этот человек? — майор старался скрыть свое волнение.

— Он теперь работает у меня. Лактионов вышвырнул его на улицу, свалив на этого беднягу собственную ошибку. Вот вам и талантливый хирург! Светило в области медицины, — сказал Крутиков, растягивая слова, словно передразнивая кого-то.

— Я могу побеседовать с этим хирургом? Как его, кстати, зовут?

— Беликов Валерий Михайлович. Я его приглашу сюда. Позвать? — Крутиков уже встал из-за своего стола и вопросительно смотрел на Губарева.

— Да.

Дело обещало дать новый неожиданный поворот!

Бывает такой тип людей, на котором написано крупными буквами — «неудачник». Стоявший перед Губаревым мужчина принадлежал к их числу. Тусклый взгляд, поникшие плечи, во всей фигуре читались растерянность и уныние. Единственным достоинством Беликова были пышные усы, которые он поминутно трогал, как бы желая удостовериться, что они еще на месте.

— Беликов Валерий Михайлович? — спросил Губарев.

— Да. — Голос у Беликова был низким, хриплым. Он сел на стул напротив Губарева и сложил руки на коленях.

— Вы работали с Лактионовым?

— Да.

— Сколько времени?

— Два года.

— Когда вас уволили?

— В мае.

— Что вы можете сказать о Лактионове? Беликов бросил быстрый взгляд на Крутикова.

— Жесткий, твердый человек. Безжалостный.

— В чем выражалась его безжалостность?

— В том, как он поступил со мной, — выпалил Беликов.

— А как он поступил с вами?

— Я вам только что рассказывал об этом, — вмешался в разговор Крутиков. — Лактионов неудачно провел операцию и свалил все на Валерия Михайловича.

— Я разговариваю не с вами, — одернул его Губарев.

— Да, конечно. Извините.

— Вышвырнул меня на улицу, — повторил Беликов за Крутиковым. Губарев мог поспорить, что «инструктаж» от своего начальника он уже получил.