Скала - Питер Мэй Страница 36

Наступил июль. К тому времени я окончил школу и сдал все экзамены. Осталось дождаться результатов, чтобы узнать, примут ли меня в Университет Глазго. Это было последнее лето, что я провел на острове.

Трудно описать, что я чувствовал. Я просто ликовал, как будто прожил последние несколько лет в темноте, с тяжеленным грузом на плечах, а сейчас сбросил его и, щурясь, вышел на солнце. Этим ощущениям способствовала и погода — она была просто прекрасная. Говорят, летние месяцы семьдесят пятого и семьдесят шестого выдались замечательные. Но для меня лучшим в жизни стало последнее лето перед отъездом в университет.

К тому времени я давно уже расстался с Маршели. Я был тогда очень юн. И это единственное, что утешает меня, когда я вспоминаю собственную жестокость. Хотя юность всегда была удобным оправданием для идиотского поведения.

До окончания начальной школы мы учились в одном классе, хотя, как ни странно, Маршели стала для меня невидимкой. Первые два года средней школы мы виделись довольно часто. Но после поступления в школу «Николсон» в Сторновэе я почти перестал встречать ее. Разве что видел мельком в школьном коридоре или в кругу одноклассников на Теснине. Я знаю, что следующие два года они с Артэром встречались, хоть он и учился в другой школе. Я иногда видел их вместе на танцах в городской ратуше или на вечеринках. Они расстались в пятом классе, когда Артэр пересдавал экзамены. Потом, насколько мне было известно, Маршели какое-то время встречалась с Дональдом Мюрреем.

Во время обучения в средней школе я встречался со многими девочками, но ни одно мое увлечение не было длительным. Почти все отсеивались после встречи с моей теткой. Думаю, девочкам она казалась довольно странной. Я же привык к ее поведению, как привыкаешь к беспорядку у себя в комнате — со временем просто перестаешь его замечать. Так что к окончанию школы я был свободен и независим и не имел ни малейшего желания ввязываться в новые отношения. Глазго открывал передо мной безграничные возможности, и я не хотел обременять себя чем-либо, связанным с островом.

Как-то в первую неделю июля мы с Артэром пошли вместе на пляж в Порт-оф-Несс. Настроение у нас, правда, было абсолютно разное. Готовясь к экзаменам, я проводил много часов взаперти в кабинете отца Артэра. Мистер Макиннес взялся за мое обучение всерьез, упорно и неустанно ведя меня к успеху. После того как его сын провалил выпускные экзамены средней школы, он махнул на него рукой, хотя Артэр и решил остаться в выпускном классе еще на год и все пересдать. Так что мистер Макиннес перенес на меня все надежды и ожидания, которые некогда возлагал на Артэра. Из-за этого между мной и Артэром возникло напряжение, которое я объяснял ревностью. Иногда мы встречались после моих занятий и гуляли по деревне в неловком молчании. Я помню, как мы больше часа стояли на краю спуска и молча бросали камни в воду гавани Кробоста. Мы никогда не говорили о моей учебе. Она, будто молчаливая тень, стояла между нами.

Но все это было позади. Погода, казалось, отражала мое внутреннее состояние: спокойные воды залива, сверкающие под ярким солнцем. Только легкий ветерок нарушал неподвижность теплого воздуха. Мы сняли туфли и носки, закатали джинсы и побежали босиком вдоль пологого края пляжа. Мелкие волны разбивались о берег, и на чистом песке идеально отпечатывались наши следы. У нас с собой был пластиковый мешок — из тех, в которые упаковывают торф для продажи. Мы собирались ловить крабов в заводях среди камней на дальнем конце пляжа. Мне казалось, что впереди у меня все лето — бесконечная череда таких вот дней, наполненных самыми простыми удовольствиями.

Артэр, наоборот, был угрюм и мрачен. В сентябре он приступал к работе в мастерской «Льюис Оффшор» — учеником сварщика. Его лето пролетало, утекало, как песок сквозь пальцы. Последнее лето отрочества, в конце которого — каторга бесперспективной тяжелой работы и груз ответственности взрослого.

Среди заводей в скалах, укрытых от реалий жизни, нас ждал другой мир. Единственными звуками там были крики чаек да кроткий шелест накатывающих на берег волн. Вода в скальных расщелинах была кристально чистой и теплой от солнца. Ее расцвечивали яркие ракообразные, которые упорно карабкались по черным камням. Кроме копошащихся крабов, в заводях шевелились только водоросли, повторяя движения волн. Мы собрали около двух дюжин крабов, бросая их в мешок, а потом устроили перекур. Я пошел в отца — хотя волосы у меня светлые, загар получался отменный. Я снял футболку, скатал ее, чтобы подложить под голову, и распластался на камнях. Закрыв глаза, я грелся на солнце и слушал шум моря и крики охотящихся птиц. Артэр сидел, подтянув колени к груди и обхватив руками щиколотки. Он уныло дымил сигаретой. Как ни странно, курение никогда не вызывало у него приступов астмы.