Убийственная лыжня - Йорг Маурер Страница 35

— Нет, ничего, они продолжают дальше свои бюрократические действия, а потом удивляются, когда преступники их постоянно на шаг опережают, — вставил слесарь Большой.

— Что действительно произошло с датчанином, все еще никто не знает, — добавила одна из аптекарш. — Ничего не обнаружилось в ходе следствия, это ведь позор для нашего курорта.

— А теперь представьте себе, — сказал Харригль, — как это будет на Олимпийских играх. Мы их вовсе не получим, если так пойдет дальше. И даже самый последний заметит, что новый трамплин для прыжков на лыжах только выброшенные на ветер деньги! Если бы тогда серьезно подошли к моему предложению…

Вошел Вилли Ангерер. Он слишком поздно увидел, что Тони Харригль, его личный враг, тоже был там и произносил что-то вроде речи — и сейчас он не собирался повернуть обратно.

— Что тут у вас? — спросил Ангерер и как обычно поставил свое охотничье ружье в угол. Он заказал кофе и совершенно простую булочку (он подчеркнул это).

— У нас нет таких, — сказала женщина за прилавком.

— Вы единственная булочная, где булочки нужно приносить с собой, — сказал Ангерер и наконец взял булочку «Уши Глас» (посыпанную сахарным песком) и булочку «40-я годовщина высадки на Луне» (с маленькими кратерами на поверхности).

Вилли Ангерер подошел к высокому столу и принялся молча есть. Дверь распахнулась, впустив немного весеннего воздуха, и вместе с ним запыхавшегося Манфреда Пенка, сельского психолога, как его называли, укротителя упрямых спорщиков, своего рода стекольщика, восстанавливающего деловые отношения.

— Там наверху у Шахена, — с трудом выдохнул он, — там наверху у Шахена…

Пенк не смог договорить, ему нужно было перевести дыхание. Он был интеллигентом, образованным, как говорят здесь, и спортивных достижений от него не ожидали. Может быть, он пробежал двадцать шагов и уже едва переводил дух. И тем не менее. В таком естественном кругу в Баварии обязательно должен был присутствовать человек с высшим образованием, уже первый Виттельбахский правитель Отто I держал при дворе астрологов и писарей.

— Там наверху у Шахена, — сказал Пенк еще раз, тяжело дыша, и сел, глотая комок в горле, — сошла лавина. Много людей засыпало. Мне только что рассказал один горноспасатель.

— Местные? — спросил Ангерер.

— Нет, это люди от этого ненормального агентства организации праздников, «Impossible», или как там его. Больше я ничего не знаю.

— Да. Что-то должно было случиться, — сказали Тони Харригль и Вилли Ангерер почти одновременно.

Ильзе Шмитц неслась навстречу пропасти. Ей нужно было спрыгнуть. Поле было скользким, кое-где торчали пни. Еще тридцать метров. Надо было расстаться с этой проклятой повозкой! Еще двадцать метров. Она крепко обхватила ружье и прыгнула. Когда падала на землю, она опиралась на ствол винтовки и смогла таким образом немного смягчить падение. Она проскользила в опасной близости от торчащих пней, ей как-то удалось упереться стволом в мокрую траву, и, наконец, она остановилась и смогла посмотреть на жуткий спектакль из партера. Рогатые сани неслись к краю горного пастбища и полетели, неуправляемые, без Ильзе, вниз в долину. Сама она замерла всего в нескольких метрах от пропасти и теперь сидела, опираясь на ружье и дрожала всем телом. Она считала двадцать один, двадцать два, потом услышала внизу отвратительный грохот. Дерево по металлу, металл по стеклу. Осколки разлетались, один обитый бархатом подлокотник, взлетев высоко в воздух, снова упал вниз, но все равно она была спасена. Она была жива. Ильзе Шмитц расслабилась, хотя старая солдатская мудрость — не расслабляйся слишком рано. Она все еще держала в руке ружье, свою опору, свой тормоз. Она держала его крепко, судорожно, и когда повернулась в сторону, задела спусковой крючок серебряного ружья. Грохот был ужасный, сильной отдачей ее бросило на землю. И она даже не сразу поняла, что произошло. Она прострелила себе ногу.