Лучше не возвращаться - Дик Фрэнсис Страница 35

— Никто не знает, — ответил Кен. — Кэри только что приехал, сразу после меня. — Мы разговаривали через барьер, так как полицейский заявил, что я, как неуполномоченное лицо, не могу войти. — Я его уполномочиваю, — серьезно сказал Кен. — Я здесь работаю, и он мне очень нужен.

Полицейский немного поколебался, быстро огляделся вокруг и, не увидев поблизости ни одного вышестоящего чина, позволил мне войти, как бы не заметив этого. Я прошел с Кеном и присоединился к группе людей, окруживших Кэри Хьюэтта, который взглянул на меня невидящими глазами и не пытался опротестовать мое присутствие.

Он был одет по-воскресному небрежно: в клетчатую рубашку и свитер — в отличие от его строгой рубашки с галстуком под белым медицинским халатом. Он утратил былую авторитетность и теперь превратился в чем-то обеспокоенного и озадаченного человека. «У него, наверное, не было времени побриться, — подумал я, увидев его лицо, покрытое серой щетиной, — да и позавтракать не успел, потому и выглядит осунувшимся и голодным». Это новое потрясение заметно состарило его.

— Я не представляю себе, кто мог оставаться в здании так поздно, — говорил он. — Когда мы уходили, мы все заперли, как обычно. И проверили, все ли вышли. Если же кто-то и был внутри, то это не наши.

— А может, это сам поджигатель, — высказал предположение один из стоявших рядом людей. — Часто негодяи попадают в ими же подстроенную ловушку.

Как я потом выяснил, это был полицейский в обычной одежде, но мне его никто не представил, и я так и не узнал его имени. Терпимое отношение Кэри к моему присутствию повлияло на отношение ко мне остальных. Позднее он даже заметил, что рад за Кена, что у него есть друг, который может его поддержать, и сокрушался о своем одиночестве.

В это время внутри обгоревшего здания работая патологоанатом. Но передвигаться нужно было очень осторожно, так как стены в любой момент могли завалиться от самого легкого прикосновения. Позднее я выяснил, что обгоревший труп нашли в той части, которая раньше служила аптекой.

Тело было изуродовано до неузнаваемости, даже его пол пока не определили.

— Похоже, тело нашли еще вчера вечером, — тихо сказал мне Кен. — Но, поскольку было уже темно, да и место небезопасно, решили оставить все как есть до утра и уже при дневном свете во всем как следует разобраться. Поэтому тут установили патруль и вернулись утром, незадолго до моего приезда. Черт его знает, что творится!

— Могло бы быть и хуже, — сказал я.

— Что ты имеешь в виду?

— Там мог оказаться один из вас. Кто-нибудь из ваших сотрудников мог потревожить поджигателя, и он поспешил бы от него избавиться.

— Да уж. — Но это предположение было для него не ново. — Если в боксах остаются пациенты, то кто-нибудь из нас обычно остается дежурить на ночь. Скотт вчера целый день присматривал за кобылой, да и я несколько раз заходил к ней. Мы с Белиндой навестили ее вчера, вернувшись из Стрэтфорда, а потом еще раз перед сном. Оба раза мы видели полицию, но я решил, что они здесь дежурят, потому что здание небезопасно. — Кен вдруг замолчал, словно подумав о чем-то другом. — Скотт должен быть здесь с минуты на минуту.

— Так с кобылой все в порядке?

— Плюнь три раза через левое плечо.

Мы с Кеном решили проверить, как чувствуют себя обе пациентки. Они, казалось, спали, мирно стоя в своих боксах, живые и выздоравливающие.

— А с этой что? — спросил я, подойдя к соседним воротам.

— У нее что-то с легкими. Дисфункция на вдохе при физической нагрузке: одна сторона глотки парализована. У крупных лошадей это часто встречается. Я вставил распорку, чтобы поддерживать эту часть глотки постоянно открытой, это значительно облегчит ей дыхание. Мы бы еще вчера отправили ее домой, но тренер сказал, что ему некогда будет за ней присматривать, и попросил оставить ее до завтра. Слава Богу, с ней не было никаких проблем.

— Ты оперировал ее здесь, в больнице?

— Конечно.

— Под полным наркозом?

— Да. Операция была довольно длительной, что-то около пятидесяти минут. Я оперировал ее в среду утром. Она была предварительно записана на операцию недели за две. Это не срочный случай.

— А те лошади, что погибли, требовали неотложного хирургического вмешательства?

Он подумал и покачал головой:

— Один жеребец скончался уже здесь, в боксе, от сердечного приступа, который случился после успешной операции на коленном суставе. Там не было ничего сложного: тридцатиминутная артроскопия. Я вынул у него из колена осколок отколовшейся кости.

— Скончался здесь?

Кен кивнул.

— Это был ценный жеребец. Мы все делали с особой тщательностью. После операции Скотт оставался здесь всю ночь, заходил к нему постоянно, следил за монитором. Он скончался совершенно неожиданно, еще за минуту до этого с ним было все в порядке.

— Ты в этом никак не можешь быть виноват.

— Скажи об этом его владельцу. Когда жеребец умер, он был здесь, в этом вся беда.

— Это произошло на глазах у Скотта?

— Нет, не думаю. Честно говоря, по-моему, Скотт уснул, хотя клянется, что нет. Но трудно не спать всю ночь, если ничего особенного не происходит. К тому же он проработал весь день. Когда я уходил, он не спал, а это было вскоре после того, как я заглянул к лошади — где-то около одиннадцати. В пять утра Скотт позвонил мне весь в панике, однако полагаю, что жеребец к тому времени был уже мертв около часа. Мы сделали аутопсию, но, — он пожал плечами, — не обнаружили никаких промахов. Его сердце просто остановилось.

— Это нормальное явление?

— Не совсем. Такое может случиться после тяжелой физической нагрузки. Лошади иногда гибнут в стойлах после скачек.

— Ты составил перечень, о котором я тебя просил?

— У меня не было ни минутки свободной.

Он отвел глаза от пациента, который выжил, и погрузился в тягостные раздумья о тех, что погибли. Он выглядел подавленным, как никогда прежде.

— В чем была твоя ошибка?

Он порывисто посмотрел на меня, сник и тихо сказал:

— Ни в чем.

— Что-то же было не так.

Мне показалось, что он собирался уже кивнуть, но решил еще раз все взвесить. Я сказал:

— Почему бы тебе просто не рассказать мне обо всем?

Кен грустно посмотрел на меня и пожал плечами.

— Первый случай… — неуверенно начал он, еще не решив окончательно, стоит ли рассказывать. — Я потом долго думал… Может, я прозевал… Но это невозможно… Во всяком случае, не может быть, чтобы смерть наступила от этого, он должен уже давно выйти из организма.

— Что, Кен? Что должно было выйти?

— Атропин, — сказал он.

Я понял, почему Белинда была так уверена, что я не смогу во всем разобраться с точки зрения ветеринарии. Для меня «атропин» — было словом, которое я слышал прежде, но не удосужился узнать, что оно означает.