Смерть в рассрочку - Татьяна Моспан Страница 35

Одна дама возмущенно рассказывала:

— Нет, я больше не буду вместе с ним (имелся в виду сотрудник, над которым нависла реальная угроза сокращения) с работы возвращаться. Вчера проходим мимо костела, посмотрела, нищие пристойнее одеты, чем наш Петр Иванович. Честное слово, ему скоро подавать начнут.

— И вам за компанию, — подколола её другая дама.

В ход шло все, что могло разжалобить закостеневшие сердца руководителей.

Однажды в момент очередной реорганизации прошел слушок, что НИИ собираются перевести в один из спальных районов Москвы. Что тут началось!

— Я привыкла все в сороковом магазине покупать. Здесь колбаса совсем другого качества! — громко возмущалась пожилая сотрудница.

Место расположения института — центр Москвы, до метро Дзержинская рукой подать — устраивало всех.

Беда сплотила ряды научных работников. Сразу вспомнили, что директор имеет ход в Верховный Совет. Видно, действительно имел, потому что контору не тронули. Или слух оказался ошибочным.

Мастинского это не волновало. Компании по сокращению он тоже переживал спокойно.

— Вам и тревожиться нечего, — подковырнули его.

— Почему? — искренне удивился он.

— Потому! Кто у нас ходит на все субботники, безропотно ездит на картошку в самую мерзкую погоду, не отказывается работать на стройке, ссылаясь на хилое здоровье, и так далее?.. Если вас сократят, все это придется делать другим.

Мастинский пожал плечами: ну, если он ещё и в этом виноват… Конечно, были в институте люди, которые по-настоящему занимались наукой и которых никто не трогал — надо же было кому-то везти воз и оправдывать само существование ВНИИ, но с ними Борис не сошелся.

Начальником информационного отдела, где числился Мастинский, был Ефим Аронович Кузнецов.

Нужно было иметь поистине чудовищный блат, чтобы удержаться на этом стремном месте при весьма капризном и непредсказуемом директоре института. Одни считали Кузнецова глупым, как пень, другие осторожничали, не высказывались. Но все сходились в одном: не уважал его никто. Между собой называли Кузнецова Фимок и Ехуим.

— Куда это наш Фимок побежал? — едва за начальником отдела закрывалась дверь, громко спрашивал кто-нибудь из сотрудников.

На Бориса народ в отделе косился, считая любимчиком. Даже его отчество — Ефимович — служило лишним поводом для раздражения.

— Ну, конечно, все у нас Ароновичи, все Ефимовичи… — многозначительно цедили сквозь зубы одни.

— Да где уж нам, дуракам, — тут же подхватывали другие. Мастинский не был любимчиком, он пахал на начальника как папа Карла — в коротких перерывах между стройками и овощными базами. Выполнял все его поручения. Добросовестно, как настоящий буквоед, строчил отчеты, правил ошибки. Делал шедевр из рыхлого текста.

Многие недоумевали, почему Фимку, жутко неграмотному и далекому от науки человеку, удается то, что под силу лишь настоящим ученым, на которых все держится в их конторе.

Кузнецов умел показать директору института собственную незаменимость. Он, и только он настоящий начальник отдела информации.

Мастинский помнил главную заповедь Фимка:

— Главное, не перехватить чужую работу.

Ехуим умел подать себя начальству в лучшем виде. Но не это было основным в его деятельности. Подличать и лизать задницу умели многие. Борису удалось разгадать феномен Фимка.

Все оказалось достаточно простым.

Начальник отдела информации собрал на директора института такой компромат, что тот не мог уволить его без громкого скандала, который зацепил бы и его, руководителя ВНИИ. Директор зубами скрежетал, но держал эту гниду, боясь разоблачений.

Ловкий мужик был Ефим Аронович Кузнецов. Борис многому у него научился.

Из института Мастинский уволился сам, когда понял, что там нечего ловить. Начальника своего он иногда вспоминал. Жив ли? Кому сейчас треплет нервы? Был бы тот помоложе, взял бы к себе на работу — таких подлецов не часто встретишь. Или не взял бы… Уж очень большой был мерзавец, под любую мину подведет, не заметишь. Рано состарился. Сейчас наступило время таких Фимков, крутись, не зевай. Иногда обидно было за Ехуима: столько энергии человек тратил, таланта, такие интриги закручивал, а ради чего? Чтобы в кресле своем усидеть.

Институт Мастинский не вспоминал. Кроме строек да овощных баз помнить нечего. Лишь однажды, проезжая по Мясницкой, бывшей Кировской, велел водителю свернуть на улицу Мархлевского.

Тот недоуменно посмотрел на своего шефа:

— Борис Ефимович, так дальше будет.

— А ты не торопись.

Проехав немного, остановил машину и вышел.

На тротуаре несколько минут постоял в задумчивости.

— Вот здесь, Стас, — обратился он к своему водителю, — на этом самом месте я много лет назад лед колол.

— Ну да? — шофер присвистнул от удивления.

— Вот тебе: и ну да…

Мастинский пнул ногой неровный тротуар.

— Отсюда — и до того вон здания, — он показал рукой на угол соседнего дома.

— А чего так, Борис Ефимович? — осторожно спросил Стас, боясь не угодить шефу. — Пятнадцать суток, что ли, схлопотали?

Мастинский засмеялся.

— Темный ты, Стас, человек! Младшим научным сотрудником работал. Нас на уборку улиц зимой посылали. Лед колоть.

— Охренеть можно! — открыл рот шофер. — Ну и времечко было!

— Не говори. Ты молодой, не застал.

Мастинский медленно прошел по тротуару.

— Борис Ефимович, — высунулся из окна водитель. — Надо бы это место как-то обозначить. Вот в Одессе…

— Ладно, — оборвал его шеф и плюхнулся на сиденье. — Поехали.

Всю дорогу его мысли вертелись вокруг ВНИИ. Неужели эта контора ещё существует?..

Он не был сентиментальным, скорее, наоборот. Сейчас у него другое окружение, другие покровители. Лишь он один знал, кто подсказал ему беспроигрышный способ воздействия на людей. Его бывший начальник отдела, Фимок, Ехуим Кузнецов.

Мастинский многого добился в жизни, Но, пожалуй, он так и остался бы мелким аферистом, если бы не встреча с одним человеком, после которой началось ещё более стремительное обогащение и возвышение. Он называл его уважительно Сам. Его высокий покровитель был близок к Кремлю.

Борис Ефимович, опираясь на могущественную поддержку, создал свою империю, где он вершил дела, словно царь и Бог. Аппетит приходит во время еды. Ему, как старухе из сказки, было все мало. Он научился выстраивать сложные выигрышные комбинации, в результате которых обогащался все больше. Он не был жадным, того, что имел, хватило бы на несколько жизней. Он не умел останавливаться.

Артем Семенович Беглов встал на его пути, как глыба, как монолит. Мастинский, чувствуя за собой силу, решил вступить в игру. Он хотел перекроить уже поделенный рынок.