Храм украденных лиц - Екатерина Красавина Страница 35

— Чтобы вы знали, в какой переплет попали. У вас есть мотив для убийства.

— Если у меня был любовник, это не значит, что я желала смерти своему мужу.

В ее голосе прозвучал вызов.

— Не значит, — согласился майор. — Но подозрения есть. И серьезные. Ваша связь с Дмитрием Лактионовым является отягчающим обстоятельством в расследовании. И вы должны это знать.

— Спасибо за информацию. — Губарев не понял, сказала она это серьезно или с насмешкой.

— Вы продолжаете встречаться?

— Что вы!

— Дина Александровна, вам знакома такая фирма — «Велан»?

— «Велан»? — Она нахмурилась. — Нет. А что?

— На счет этой фирмы вашим мужем было переведено пятьдесят тысяч долларов. За два месяца до его убийства. В документах клиники, которую возглавлял Лактионов, эта фирма нигде не фигурирует. Он не упоминал при вас это название?

— Нет. Я ничего такого не припомню. Мне муж мало говорил о своих делах.

— Я был в галерее «Сандар», — без всякого перехода сказал Губарев.

— Я знаю.

Все-то ей доложили. Настучали. Придворные сделали доклад королеве.

— Посмотрел каталог ваших работ. Это ваша первая выставка?

— Да.

— Нелли Павловна сказала, что вначале были финансовые трудности с ее организацией.

— Были.

И тут Дина Александровна бросила на него острый взгляд. Взгляд хищницы, которая ни за что не выпустит добычу из своих рук. Наверное, долго уламывала мужа. А тот упирался. Не хотел спонсировать сомнительное, с его точки зрения, предприятие.

— Ваш муж не хотел спонсировать эту выставку?

— И у меня появляется второй мотив для убийства, — язвительно поддела его Дина Александровна. — Я убиваю своего мужа, чтобы на его деньги устраивать выставки.

Губарев не знал, как отреагировать на этот выпад. Он просто промолчал.

— Скажите, а почему Николай Дмитриевич не хотел финансировать выставку? — спросил он.

— Коле было трудно на это решиться, потому что он не верил в серьезность этой затеи. Но когда я представила ему полный финансовый отчет, макет каталога, он сдался. Николай Дмитриевич ко всему подходил основательно и денег на ветер зря не бросал.

— Но перевел же он на счет неизвестной фирмы пятьдесят тысяч долларов?

Дина Александровна пожала плечами:

— Я ничего не знаю об этих делах.

— И еще такой вопрос. Как будут распределены деньги Лактионова? Кому достанется наследство?

— Деньги будут распределены по стандартной схеме. Никакого завещания Коля не оставлял, поскольку о смерти не думал. Половина — мне. Остальное — детям.

— И какова сумма наследства?

— Триста тысяч долларов. Если точно — триста двадцать.

— Наличными?

— На сберкнижке. И воспользоваться этими деньгами можно только через полгода.

Наверняка у Дины Александровны кое-какие суммы есть еще в доме. Но здесь она уже не скажет, сколько.

— Вы знали о том, сколько денег на сберкнижке? — спросил майор.

Дина Александровна вздернула вверх подбородок.

— Да. — Это «да» прозвучало как удар хлыста.

— Все совместные покупки планировались вами вместе?

— Конечно. Но решающее слово оставалось за Николаем Дмитриевичем.

Она говорила правду, не думая о том, вредит она ей или нет. Что это было? Бравада? Непонятный расчет? Или откровенный цинизм?

Она знала о деньгах, которыми не могла воспользоваться в полной мере. Знала точную сумму наличных, лежащих в банке. Неужели она не видит, как уязвима ее позиция? Интересная женщина, которая мечтает устраивать собственные выставки и жить так, как она хочет. Если у женщины — молодой любовник, это тревожный симптом охлаждения отношений, начало семейного кризиса.

Разговор был закончен. На прощание в коридоре Дина Александровна устало склонила голову набок, как бы говоря своим жестом: вы меня крайне утомили. Она улыбнулась Губареву на прощание. И в ее улыбке были почти дружелюбие и симпатия. Если бы Губарев не знал изменчивости Дины Александровны, ее способностей на мгновенный переход из одного состояния в другое, то мог бы подумать, что вызвал в ней прилив расположения к своей особе. Но он знал, что это не так. Улыбка была, как игра теней. Она могла тут же смениться нахмуренностью или презрением. Вполне вероятно, что, когда он уже повернулся к ней спиной, ее лицо было совсем другим. Вопрос — каким? Но этого уже знать ему было не дано. По дороге домой Губарев неожиданно подумал, что мотив для убийства был и у Ванды Юрьевны. Часть денег Лактионова переходит к ее сыновьям. Ни в первом, ни в третьем браке детей у Николая Дмитриевича не было. Единственные наследники, кроме Дины Александровны, — их совместные дети. Сто пятьдесят тысяч долларов — весомый мотив для убийства. Ванда Юрьевна жаловалась, что Лактионов плохо помогал бывшей семье. Возможно, ей захотелось решить эту проблему разом. Пойти на крайние меры. Такой истеричный тип женщин способен на все. Она считала себя несправедливо обиженной бывшим мужем. Она ненавидела его. Это ясно как божий день… Лактионова могла убить и Дина Александровна, и Ванда Юрьевна. Алиби не было ни у той, ни у другой.

Еще эта загадочная фирма «Велан», о которой никто ничего не знал. Губарев подумал, что надо бы хорошо опросить коллег Лактионова, работавших в той же области. Вдруг повезет, и он найдет следы «Велана». Это хорошая мысль!

Губарев почувствовал, что у него промокли ноги. Ботинки были — настоящее барахло, купленное на распродаже. Обидно, что не отходил в них даже и двух сезонов. Правда, говорят, что скупой платит дважды. «Не надо быть таким непроходимым идиотом и соблазняться дешевкой. Каждый раз я даю себе слово, что не буду гнаться за дармовым товаром, — и каждый раз забываю об этом, приходя на рынок. Увижу дешевые ценники, и глаза разгораются. Сразу прикидываю: сколько могу на этом сэкономить? А результат? Мокрые ноги и выброшенные деньги. Лучше купить товар подороже, но он себя в конце концов окупит. Вон, у Наташки: английский зонтик служит ей уже семь лет. Никаких тебе сломанных спиц и провисающей материи. Выглядит, как новенький. Вот что значит качество!»

Подходя к дому, Губарев с размаху наступил в лужу и чертыхнулся. Было такое ощущение, что он босиком вошел в воду.

Надя старалась жить так, чтобы никто не мог догадаться о том, что она пережила настоящую трагедию. Днем она держалась изо всех сил, а ночью плакала в подушку. Когда она просыпалась, ей снова хотелось плакать, но она рывком вставала с кровати и шла в ванную. Прохладный душ прогонял остатки сна и приводил в чувство. Подготавливал к наступающему дню.

Анне Семеновне она сказала, что рассталась с Олегом. Он ее сильно обидел, и она не хочет больше иметь с ним никаких дел. Старушка ни о чем не расспрашивала. Наоборот, она старалась сделать вид, что ничего не произошло. Пару раз звонил Олег, он пытался что-то объяснить, но Надя вешала трубку, не пытаясь вникнуть в его слова. Ей это было неинтересно. Если рвать, то рвать. «Ни видеть, ни слышать этого крысеныша я не хочу. Все. Точка. Мне надо больше внимания уделить работе. Карьере. Как я и решила. А на личной жизни поставить крест. Пока. На время. Все эти лишние треволнения и переживания мне ни к чему».