Государевы люди - Андрей Ильин Страница 35

— Именно это я и хочу сказать! — подтвердил Поставщик Двора. — В общих чертах, конечно, знают, но что и сколько — навряд ли!

— Но это просто невозможно! Ведь должна быть какая-то опись, передаточные списки...

— Ничего такого нет. По крайней мере, мне об этом ничего не известно.

— Но как тогда налажен учет? — все пытался допытаться до истины следователь.

— Какой учет?.. — горько вздохнул ювелир. — Я же вам русским языком толкую — никакого учета нет! Ящики привезли в Москву на Николаевский вокзал, откуда повозками переправили в Кремль, где бросили в подвале.

— Как вас прикажете понимать? — все никак не мог сообразить, что он имеет в виду, следователь.

— Да уж так и понимайте, как понимается! Привезли и, не вскрывая, без проверки, пересчета, взвешивания и описи, сволокли в одну из комнат в подвалах, по всей видимости, Арсенала, и бросили на пол, закрыв на ключ.

— Так они что, и теперь могут быть там?

— Должно быть, и теперь! — убежденно заявил Осип Карлович.

— И найденные у вас украшения оттуда?

— Оттуда, — подтвердил ювелир.

— Вы что, сами их... — Мишель попытался подыскать менее обидное слово, — ... взяли?

— Ничего я, как вы изволили выразиться, не брал! Я купил их третьего дня на толкучке подле Сухаревой башни. Впрочем, никаких подтверждающих мои слова бумаг, кои вы можете потребовать, я вам представить не смогу. Потому как Сухаревка...

Осип Карлович говорил так уверенно, что ему хотелось верить. Сухаревка — место, известное всей Москве. Там всяк торгует чем придется, стремясь продать на пятак, а купить на гривенник. Там снимают и продают с себя последнюю рубаху, чтобы тут же пропить вырученную копейку в ближайшем кабаке, там торгуют купцы, стремясь сбыть по дешевке залежалый товар, а деловые люди сдают барышникам за четверть цены краденый товар.

Уж сколько раз московские градоначальники и иные чины, пониже, брались разогнать или хотя бы упорядочить Сухаревку, да все без толку. Вот и ныне, словно почуяв приближение смутных времен, разрослись во всю ширь Садовой улицы и прилегающих переулков стихийные ряды, собирая торговый и праздно шатающийся люд чуть ли не со всей Москвы.

— Я частенько бываю там в антикварных рядах, подыскивая что-нибудь любопытное по ювелирной части, вот и в тот раз тоже был. И, представьте себе, — нашел и купил... — развел руками Поставщик Двора.

— Нашли то, что принадлежит не вам! И вместо того чтобы вернуть — присвоили!

— Я ничего не присваивал — я просто купил, за свои деньги, — поправил ювелир.

— Но ведь вы знали, что эти драгоценности из царской коллекции!

— Ничего такого я не знал! Но узнал, когда чуть позже рассмотрел их и сверил по имеющимся у меня каталогам, — согласился Осип Карлович. — Узнал, но мог ведь и не узнать!

— Могли, — согласился Мишель. — Но коли узнали — обязаны были вернуть!

— Зачем? — грустно спросил ювелир. — Чтобы они через день или два вновь оказались на Сухаревке, только на этот раз их купил бы не я, а кто-нибудь иной, кто ничего в ювелирном деле не смыслит и может эти камешки, приняв за стекляшки, запросто из оправ выковырнуть и за ненадобностью выбросить, а сами оправы переплавить в лом? Слава богу, они попали не к кому-нибудь, ако мне и потому остались целы!..

— Но вы... вы пытались меня убить! — напомнил совершенно растерявшийся Мишель.

— Вы не оставили мне иного выбора! Хочу взять на себя смелость напомнить, что вы отказались от моего предложения — разойтись миром, хотя я вам это предлагал. И потом, откуда мне было знать, что вы полицейский чин, а не злодей, коли вы никаких бумаг мне не представили?

Да, верно...

— И с чего вы, сударь, вообще взяли, что кто-то собирался вас убивать? Так — постращать маленько, да и отпустить с миром. А то, что я Махмудке говорил, а вы, рядом находясь, слышали, так я не ему говорил, а вам! А коли б хотели вас убить — так убили бы, да мертвым уже сволокли на Москву-реку. С мертвецом-то возни меньше!..

И как это все у него выходит гладенько да чистенько! Ничего-то он не воровал и никого-то не убивал. И даже в мыслях ничего подобного не держал!

А шишка-то — вот она, на макушке. С серебряный николаевский рубль!

— И все равно, все равно это... бесчестно, это — воровство, — так и не нашелся что возразить ювелиру Мишель, чувствуя, что давно утратил инициативу, что, вместо того чтобы обличать и припирать к стенке, оправдывается, как прогулявший урок гимназист!

— Я ничего ни у кого не похищал — я сохранял, — очень уверенно повторил Осип Карлович. — Воровство — это когда с корыстью и когда для себя. А я — не для себя! И потом — у кого и что я украл? Все эти ценности принадлежат царской фамилии, конкретно — Николаю Александровичу Романову, который, насколько я знаю, от престола отрекся, тем отказавшись от своей страны, народа и всех принадлежащих ему и его семье ценностей. Они — ничьи! И потому я, в меру своих сил и возможностей, ничего, как вы изволили выразиться, не воровал, а, напротив, пытался спасти бесценные и никому ныне не принадлежащие произведения искусства. Да-с, смею вас уверить — бесценные!

Спасал!..

— Чтобы вывезти их за пределы империи? — быстро, почти наугад, не зная того доподлинно, но лишь предполагая, спросил Мишель.

— Да, вы правы — чтобы вывезти, — неожиданно легко согласился Осип Карлович. — И тем не дать им сгинуть! Неужели вы, молодой человек, ничего не понимаете? Неужели не видите, куда все катится? В тартарары катится! Скоро здесь никому ни до кого и ни до чего дела не будет, а тем более до каких-то там царских украшений! Их даже не растащут окончательно — нет, их просто растеряют в пылу междоусобиц! Я, молодой человек, помню пятый год, помню, как все это было. Так вот теперь будет так же. Будет — хуже!

И послушайтесь доброго совета — бегите отсюда, пока есть такая возможность. Завтра станет уже поздно! В свою очередь, я готов предоставить вам посильную помощь в пересечении границы Российской империи и первоначальном обустройстве там, — ткнул пальцем куда-то в стену Поставщик Двора. — Вы, как я имел возможность убедиться, очень порядочный господин, и я буду рад помочь вам. Думаю, моя дочь Анна — тоже. Тем более что вы, как мне кажется, сможете убедить ее последовать за нами.

Мишель вздрогнул от неожиданности.

Да... Анна...

И тут же в дверь постучали.

— Ваше благородие, — старорежимно обратился, сунув голову в дверь, стоявший при входе сторож. — Можно вас?

И поманил его пальцем.

— В чем дело? — недовольно спросил Мишель.

— Там вас какая-то дама срочно требуют-с!..

— Кто?!

— Дама-с!..