Сильный яд - Дороти Ли Сэйерс Страница 34

— Да будет вам, — отмахнулась миссис Булфинч. — Какой вы несносный! Не слушайте его, ваша светлость. Ох уж эти полицейские!

— Те еще повесы, — сказал Уимзи, покачав головой. — Но мне ни к чему чужие свидетельства, я верю собственным глазам и ушам, и вот что я вам скажу, миссис Булфинч: если бы мне посчастливилось познакомиться с вами прежде, чем стало слишком поздно, я бы приложил все усилия, лишь бы утереть нос мистеру Булфинчу.

— Да вы такой же негодник, как и он, — ответила миссис Булфинч, необыкновенно польщенная. — Даже не знаю, что бы на это сказал мистер Булфинч. Ему, между прочим, пришлось не по душе, когда к нам зашел офицер и попросил меня заглянуть в Скотленд-Ярд. «Не нравится мне это, Грейси, — сказал он мне, — у нас всегда все честно-благородно, никаких дебоширов или выпивки в поздний час, а с этими парнями только свяжись — и бог знает, что они начнут выспрашивать». А я ему: «Да не дури ты! Мальчики меня прекрасно знают, на меня у них ничего нет, а раз они хотят расспросить про того молодого человека, что оставил в „Кольцах“ сверток, я совсем не против им рассказать, мне скрывать нечего. И что они подумают, если я вдруг откажусь прийти? Десять к одному, — говорю я ему, — заподозрят неладное». А он мне: «Ну, хорошо. Только я пойду с тобой». А я ему: «Да неужели? Ты же собирался утром нанять нового бармена. Потому что я навынос спиртным торговать не буду, и не надейся, я к такому не привыкла». Сказала ему так и ушла, а он уж пусть разбирается. Нет, на самом деле за это я его и люблю. Ничего плохого про моего Булфинча не скажу, просто, что бы там ни было — полиция, не полиция, — а я сама могу за себя постоять, уж будьте спокойны.

— Это видно, — сказал Паркер, стараясь сохранять терпение. — Но мистеру Булфинчу совершенно не о чем беспокоиться. Нам просто нужно, чтобы вы рассказали все, что сможете вспомнить, о том молодом человеке, про которого мы с вами говорили, и помогли нам разыскать белый бумажный сверток. Ваше участие может спасти от петли невинного человека — думаю, против этого ваш муж возражать не станет.

— Бедная девушка! — воскликнула миссис Булфинч. — Я, как только прочитала репортаж о процессе, сразу сказала мистеру Булфинчу…

— Миссис Булфинч, одну минуту. Если вы изволите начать с самого начала, лорду Питеру будет легче следить за вашим рассказом.

— Да, конечно. Что ж, милорд, как инспектор уже говорил, до свадьбы я служила в «Девяти кольцах». Тогда меня звали мисс Монтегю — куда красивее, чем Булфинч, и я почти жалела, что приходится расстаться с таким прекрасным именем, но что поделаешь! Когда девушка выходит замуж, она приносит немало жертв, а одной больше или одной меньше — не так уж важно. Я работала только в баре-салоне, а за стойкой в общем баре не стояла никогда — понимаете, район не самый респектабельный, чтобы девушке разливать эль за четыре пенса, [55]хотя по вечерам в салон часто заходят юристы, такие милые господа. Так вот, значит, там я проработала до самой свадьбы, которая, кстати, была в прошлом году на августовский выходной, [56]и как-то вечером, помню, пришел господин…

— Вы не могли бы вспомнить дату?

— Точно не скажу, какое было число, не хочу выдумывать, но незадолго до самого длинного дня. Я хорошо помню, потому что то же самое сказала тому господину.

— Вполне определенно, — сказал Паркер. — Значит, числа двадцатого или двадцать первого июня?

— Наверное, насколько я помню. А что до времени, это я вам могу сказать совершенно точно — я знаю, как вы, сыщики, помешаны на часах. — Миссис Булфинч снова хихикнула и лукаво на них посмотрела, ожидая похвалы. — Там сидел один господин — не из нашей округи, я его не знаю, — и он спросил, во сколько мы закрываемся, а я ответила, что в одиннадцать, и он сказал: «Слава богу! Я уж боялся, что меня выставят в половине одиннадцатого». А я тогда посмотрела на часы и сказала: «Не беспокойтесь, сэр. У нас здесь часы всегда на четверть часа вперед». На часах было двадцать минут одиннадцатого, так что я точно знаю, что на самом деле было примерно пять минут одиннадцатого. В общем, мы разговорились о всяких сторонниках сухого закона и о том, как они в последнее время пытаются в нашем баре передвинуть время продажи спиртного на пол-одиннадцатого, но у нас, слава богу, в комитете свой человек, мистер Джадкинс, — и тут, помню, какой-то молодой господин рывком открывает дверь, влетает в зал, можно сказать, чуть не падает, и кричит: «Скорее, двойной бренди!» Я, честно говоря, не хотела его обслуживать сразу — он был такой бледный и странный, как будто уже порядочно где-то нагрузился, а хозяин у нас на этот счет очень строгий. Но говорил он вполне внятно — в словах не путался, не твердил без конца одно и то же, а глаза были хоть и странные, но все ж таки не остекленевшие, если вы меня понимаете. Мы в нашем бизнесе враз можем оценить, сколько человек выпил. И этот господин чуть ли не повис на стойке, весь скривился, согнулся пополам и говорит мне: «И бренди не разбавляйте, будьте умницей. Как же мне плохо». А господин, с которым я до этого беседовала, спрашивает: «Постойте-ка, что случилось?» А он ему отвечает: «Кажется, я заболел». И руками вот так хватается за жилетку. — Миссис Булфинч обхватила себя руками за талию и изо всех сил вытаращила голубые глаза. — Тут уж я поняла, что он не пьяный, налила ему двойной «Мартелл» и плеснула капельку содовой. Он залпом все выпил и говорит: «Так-то лучше». А другой господин обхватил его одной рукой и помог ему сесть. В баре было полно народу, но они даже внимания не обратили — все трепались о своих скачках. Через некоторое время тот господин попросил стакан воды, я ему принесла, и он говорит: «Простите, если я вас напугал, но я только что пережил сильный шок, и, видимо, это сказалось на моем самочувствии. У меня, — говорит, — больной желудок, и стоит переволноваться — сразу начинается обострение. Но это, — говорит, — должно помочь». Достает, значит, белый бумажный сверток, а в нем какой-то порошок — он его высыпал в стакан, размешал авторучкой и выпил.

— Напиток получился шипучий? — спросил Уимзи.

— Нет, это был просто порошок, он еще не сразу растворился. Тот господин, когда выпил, сказал: «Это все поправит», или «Это должно все поправить», или что-то в этом роде. А потом сказал: «Спасибо, мне уже лучше. Пойду домой — вдруг опять начнется». Приподнял шляпу — настоящий джентльмен, ничего не скажешь — и был таков.

— Как вы думаете, сколько порошка он насыпал в воду?

— Да порядочно. Он его никак не отмерял — просто высыпал из бумажки, и все. Но там было не меньше десертной ложки.

— А что стало со свертком? — напомнил Паркер.

— Сейчас расскажу. — Миссис Булфинч стрельнула глазами на Уимзи и осталась весьма довольна эффектом, который производит ее история. — Только мы выпроводили последнего посетителя — было пять минут двенадцатого, Джордж как раз запирал дверь, — и тут я вижу, на стуле что-то белое лежит. Я сначала подумала, кто-то платок оставил, подняла — а это тот самый сверток. Я и говорю Джорджу: «Смотри-ка, тот господин оставил свое лекарство». Джордж спрашивает, какой еще господин, я ему объясняю, тогда он спрашивает, а что за лекарство-то, я смотрю, а наклейка с названием оторвана. Обычный сверток из аптеки, — знаете, у которых еще края загнуты и наискосок приклеено название, — только без наклейки.