Война без особых причин - Александр Багой Страница 34

– Значит врагов у вас нет и кто стрелял не знаете? – спросил меня следователь.

– Совершенно верно, – подтвердил я. – Не знаю. Следователь покачал плечами.

– Дело ваше, – и протянул мне протокол. – Прочтите и распишитесь.

– Где расписаться? – спросил я.

– Здесь. – показал следователь. Я чиркнул свою фамилию и вернул бумагу.

– Я могу идти?

– Конечно идите, – ответил следователь, – но до окончания следствия я прошу Вас город не покидать.

– Хорошо. До свидания. Я встал и пошел к двери.

– Ин-тер-ресно, – сказал вдруг следователь. Я обернулся.

– Простите, не понял? Следователь приятно улыбнулся.

– А это так. Мысли в слух. Я тут подумал: интересно, доживете вы до конца следствия или нет.

Следователь добродушно смотрел на меня. Я понял – ему действительно только интересно останусь я или меня убьют. Есть ли жизнь на Марсе? Правда ли, что автором пьес Шекспира был другой человек? Выживет ли этот парень? Все это для следователя вопросы из одного ряда. А если меня все-таки убьют, его это не взволнует. Разве что вечером, после ужина, он скажет жене:

– А знаешь, я вчера допрашивал парня. У него свадьбу расстреляли. Восемь убитых, десять раненных. Я еще подумал, доживет ли он до конца следствия…

– И что? – равнодушно спросит жена.

– Да вот, сегодня его убили.

– Не повезло, – скажет жена и опять уткнется в телевизор.

Следователь продолжал улыбаться, глядя на меня. Он просто излучал уютное спокойствие и доброжелательность. Мне вдруг захотелось подскочить к нему, схватить за волосы и бить головой об батарею. Бить так, чтобы брызнула кровь. Чтобы исчезла с лица эта улыбка. Чтобы оно исказилось от боли. Чтобы он закричал! Я сжал кулаки, так, что ногти впились в мясо.

– До свидания, Вадим Алексеевич, – сказал следователь и уткнулся в свои бумаги. На затылке у него была плешь. Круглое младенчески-розовое пятно.

Я криво усмехнулся и шагнул через порог, осторожно прикрыв за собой дверь.

Я шел по коридору, постоянно останавливаясь. Мне даже стало смешно. И чего я так разозлился? Ведь не жду же я от врага искренних сопереживаний? Болит-то не у него, а у меня…

Я отдал на вахте пропуск и вышел из здания прокуратуры. Моросил противный сентябрьский дождь… Из стоявшей недалеко от крыльца прокуратуры «девятки» меня окликнули!

– Вадик!

Дядя Коля махал мне рукой, подзывая. Я подошел. Осина, сидевший сзади, подвинулся. Я сел. Дядя Коля повернулся ко мне.

– Ну как? – спросил он.

– Нормально.

– Что следак спрашивал?

– Да все то же. Есть ли враги. Кого подозреваю.

– А ты?

– А что я? Мне и самому интересно бы знать кто это.

– Понятно, – протянул дядя Коля. – А дома-то как? Я поморщился.

– Хреново.

– Как Юля?

– В трансе.

– Ты ей объяснил что-нибудь? Я махнул рукой.

– Да объяснял. Сказал, что из-за бизнеса.

– Поверила?

– Вроде.

– Это хорошо, – сказал дядя Коля. Я снова поморщился.

– Да что хорошего-то. Теперь она плачет. Говорит: не нужен мне такой бизнес.

– Ничего, – ответил дядя Коля. – Переживет. Если сразу не ушла, значит успокоится.

– Спасибо, утешил, – ядовито сказал я. Дядя Коля посмотрел на меня и холодно ответил:

– А я тебе не поп, чтоб утешать. Ты уже большой мальчик, сопли сам себе вытрешь.

Его слова были как удар. Я дернулся. Кровь молоточками застучала в висках. Я уперся в него тяжелым взглядом. Дядя Коля не отвел глаз. Осина тихонько рассмеялся.

– А спорим, не подеретесь?

Все сразу почувствовали себя неловко. Я отвернулся к окну. Дядя Коля опустил голову. С силой провел ладонями по лицу, словно стирая что-то. Потом виновато улыбаясь сказал:

– Извини Вадик. Нервы-суки. Я еще переживал обиду. Дядя Коля улыбаясь ждал.

– Ладно, проехали, – буркнул я.

– Проехали, – легко согласился дядя Коля. – Теперь о деле. Мы так прикинули с Андреем – он кивнул на Осину, – это дело азеров. Мстят твари за то, что мы их с рынка выкинули. Я живо обернулся к нему?

– Это точно?

– По всему выходит, что они. Но Магомед Большой отпирается. Я ему стрелку назначил. Сегодня в десять. Там все и решим.

Эта новость обрадовала меня. Наконец хоть какое-то действие. Все эти дни, прошедшие после свадьбы, меня жгло желание что-нибудь делать. Куда-нибудь ехать. Выбивать одним ударом двери. Допрашивать, тыча в окровавленное лицо ствол пистолета. Потом стрелять в это лицо, видеть как враг умирает. Знать наконец, что все кончилось и больше уже никогда не повторится.