Доктор Ф. и другие - Вадим Сухачевский Страница 34
Доктор Ф. и другие - Вадим Сухачевский читать онлайн бесплатно
* * *
…Лайма, причесанная, свежая, в невесть откуда взявшемся у нее алом шелковом халате, подчеркивавшем стройность ее фигуры, заглянула в спальню:
— Сережа, уже не спишь?.. А к тебе тут пришли. "Гюнтер", и с ним еще какой-то. Давно ждут, но велели не будить, пока сам не проснешься… Тебе кофе?.. Не торопись, они сказали – подождут сколько надо…
— …Превосходно! — сказал колобок-Гюнтер, когда минут через десять я, умытый, свежевыбритый, вошел в кабинет. — Стало быть, мы можем приступить…
Он, как и в прошлый раз, сидел в крутящемся кресле у письменного стола. Рядом стоял и изучающе разглядывал меня длинный и тонкий, как стрелка зеленого лука, с козлиной бородкой субъект в старомодном костюме с коротковатыми несколько рукавами пиджака. Глаза у него были бесцветные, как у замороженного судака. Вообще эти двое были как будто нарочно подобраны, чтобы подчеркивать некоторую, в определенном смысле, законченность друг друга: козлобородый с судачьими глазами – доведенную до совершенства сферичность Гюнтера, а тот, в свою очередь, — его идеальную вытянутость и пикообразность.
— Разрешите вам представить: Готлиб, — указал Гюнтер на Длинного.
Тот поклонился мне весьма учтиво.
— Ждем вашего пробуждения уже второй час, — продолжал Гюнтер – Не хотелось проявлять бесцеремонность, однако время все-таки – вещь ценная, так что, если вы не возражаете, пожалуй, приступим… Полагаю, это будет небезынтересно и для вас, ибо я попросил нашего друга Готлиба развеять ваше неведение относительно большинства аспектов миссии, коя вам предстоит…
Затем некоторое время они переговаривались между собой на каком-то вовсе не ведомом мне языке; тут проявилась снова их полнейшая несхожесть: если сферический Гюнтер старательно отщелкивал слова, то стрельчатый Готлиб растягивал их, будто напевая своим неплохо, кстати, поставленным тенорком.
— Ах, простите, мой друг! — наконец снова повернулся ко мне Гюнтер. — Немного увлеклись. Мы с коллегой Готлибом обсуждали, до какой степени стоит вас посвящать. Я настаивал на том, чтобы эта степень была максимальной, не хочу, чтобы вас использовали втемную. И, кажется, мне, finalement, [34] удалось его на сей счет убедить… Готлиб некогда был педагогом, так что, полагаю, он изыщет способ изложить все более чем доходчиво.
Ответом Длинного снова был учтивый поклон.
Я было задумался, что бы такое мог преподавать этот козлобородый и отчего-то заключил, что математику. Даже прикинул, какую бы кличку он мог носить, но дальше прозвища "Козел" фантазия у меня не двинулась.
Размышления мои на сей счет прервало дребезжание, опять раздавшееся из кармана Гюнтера.
— Hello!.. — сказал он в трубку. — Oh, is thet you, sir?.. Yes, I underestand… And when is lord Grey giving this supper?.. The weather seems to be, quite good, the planes, I hope, can fly… Tell them – I’ll come by seven o’clock… Olaf has not left London yet?.. Perfectly, wait for me in London! [35]
— Неужто сам лорд Уиндмайер? — с пониманием спросил Готлиб.
— Он самый, едри его… — отозвался Гюнтер, убирая мобильник в жилетный карман. — Сами ни черта не могут! Право, как маленькие!.. Придется вылетать… — И с этими словами он в самом деле вылетел, ибо другого способа покидать кабинет, видимо, не знал.
Большая колесница – для того, чтобы ее нагрузить.
Ей есть куда отправиться.
Из китайской "Книги Перемен"
…как-то сразу, без временного промежутка обнаружив себя уже сидящим в кресле, которое только что занимал колобок-Гюнтер, а Готлиб, заложив длинные руки за спину, расхаживал взад и вперед по кабинету и выводил своим приятным тенорком:
— …из чего мы должны сделать со всей очевидностью вытекающий вывод, что: а) мир наш в своем развитии имеет некую предначально заданную цель; б) цель эта, если когда-нибудь и была кому-либо известна, то к настоящему времени утеряна… Почти утеряна, скажем так. Наконец, в) не ведая цели, мы в каждом своем поступке, в каждом движении подобны вязнущему в болоте: ему кажется, что он помогает себе выкарабкаться, но в действительности своими трепыханиями лишь помогает трясине поскорей засосать себя. Не взыщите за излишнюю метафоричность, но без нее в этом разговоре нам, пожалуй, не обойтись никак – уж больно о тонких материях предстоит вести речь… Вижу, у вас уже возникли некоторые вопросы; что ж, задавайте их по ходу дела, я постараюсь ответить, если, разумеется, смогу.
Жалея, что каким-то образом упустил начало разговора (кстати, как такое могло получиться, трудно было понять), я ляпнул сходу:
— И что же это за цель?
Стрельчатый экс-педагог поморщился:
— Ах, любезный, вы хотите сразу же заглянуть в самый конец никем еще не прочитанной книги, тогда как мы не успели перелистнуть первую страницу! (Из чего я сделал для себя утешительный вывод, что пропустил я совсем немного и, вероятно, все же не самое главное.) Такая торопливость чрезмерна, — продолжал Готлиб, — тем более что последняя страница, если когда-либо и будет прочтена, то не иначе как с вашей помощью. Быть может, все-таки начнете с чего-нибудь попроще?
— Хорошо, — сдался я. — Тогда… раз уж вы начали с метафор… Вы сравнили наш мир с человеком, вязнущем в болоте; что же вы понимаете под болотом, в таком случае?
Он явно был удивлен моим непониманием.
— Ясно же – все наше бытие. Весь ход вещей, которому мы, увы, не в силах противостоять… О, со временем вы, наверняка, поймете, видимо, мы начали с чего-то чересчур отвлеченного. Виноват!.. Нет, я имел в виду вопросы, которые, конечно, возникали у вас во время пребывания в этом заведении. Они не могли не возникнуть! Давайте, давайте! А я попытаюсь – в меру моих скромных сил…
Легко говорить! Вопросов было так много, что я бы потратил полжизни, выбирая, с которого начать. Поэтому выпалил первое же, что пришло на ум:
— А можете сказать, кто такой Ламех?
На сей раз он ответил легко и быстро, чего я, признаться, не ожидал:
— Нет ничего проще. — Было впечатление, что он считывает с какого-то листа, приклеенного с изнанки лба: – Ламех, сын Мафусаила, победителя демонов тьмы. "Книга Бытия", глава пятая, стих двадцать пятый. "Мафусаил жил сто восемьдесят семь лет и родил Ламеха. По рождении Ламеха Мафусаил жил семьсот восемьдесят два года и родил сынов и дочерей…" И далее (стих двадцать шестой): "Ламех жил сто восемьдесят два года и родил сына, и нарек ему имя: Ной, сказав…" Пропустим (ибо вас, насколько я понял, интересует один лишь Ламех). А далее в том же стихе: "…И жил Ламех по рождении Ноя пятьсот девяносто пять лет и родил сыновей и дочерей. Всех же дней Ламеха было семьсот семьдесят семь лет; и он умер." Банальное, не так ли, окончание? Более там про Ламеха не сказано ни слова. Вы, собственно, это хотели знать?
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии