Восьмой круг. Златовласка. Лед - Эд Макбейн Страница 33

— Ну, в чем дело? — недовольно спросил он. — Что вам нужно? Неужели меня никогда не оставят в покое?

— Может быть, нет, — ответил Мюррей. — Видишь ли, Эдди, я работаю не у Лоскальцо, я веду одно дело для человека по фамилии Ландин.

Казалось, Шрейд упадет в обморок. Дрожа от страха, он прижался спиной к стене.

— Уходите! Вы не имеете права находиться здесь!

— Не нужно так, Эдди. Я не собираюсь причинять тебе зла, так ведь? — Мюррей спокойно сел спиной к свету и достал пачку сигарет. — Закуривай.

— Это что? За какую-то паршивую сигарету я стану вам другом? Думаете, я не в своем уме? А теперь уходите, потому что я не буду разговаривать с вами!

— Почему нет? — Мюррей закурил, и Шрейд следил за каждым движением его руки, как зачарованный. — Что ты скрываешь, Эдди?

— Я? Мне скрывать нечего. Но разговаривать не буду. Особенно с вами, раз вы обманом проникли сюда.

— Эдди, Эдди, — заговорил Мюррей с мягкой укоризной, — ты неверно смотришь на это. Совершенно неверно. У меня большое агентство. Что помешает мне поручить кому-то следить за тобой днем и ночью? Тебе будет легче жить, зная, что за тобой на каждом шагу тянется хвост? Нет, конечно. Откуда я это знаю? Потому что мне бы самому это не нравилось. Вот почему я считаю, что лучше будет сесть, как разумные люди, и все обговорить. Я не прав? Это делает меня мерзавцем?

Пока Шрейд обдумывал сказанное, лицо его, подергиваясь, искажалось.

— То есть, — спросил он, — мы это обговорим, и потом вы и этот Ландин оставите меня в покое? Почему я должен вам верить?

— Даю тебе слово.

— Ваше слово, ваше слово! Потом начнете давать клятвы. Даже Миллер не любит теперь говорить, он знает, что могут устроить ему полицейские. Почему я должен вести себя иначе?

— Потому что Ландин будет делать то, что я скажу. А если сомневаешься во мне, спроси у кого-нибудь об агентстве «Конми — Керк». Мы не ведем дел обманами.

— Да? Как вы вошли сюда, если не обманом?

— Эдди, не притворяйся человеком, который в каждой шутке видит обман. Ты что, в самом деле такой серый?

— Не люблю шутников, — промямлил Шрейд. — Когда ты в полном расстройстве, шутники не забавны. — Он медленно отошел от стены и протянул руку. — Дайте сигарету. Дайте всю пачку, чтобы мне потом не выходить.

Мюррей бросил ему пачку. Шрейд закурил, глубоко затянулся, выпустил облако дыма и, глядя на него, удивленно покачал головой.

— Как я вляпался в это? — заговорил он. — Я мирный человек, а здесь прячусь, будто гангстер в кино. Я композитор — творческая натура, имейте в виду — и вынужден беспокоиться, чтобы однажды вечером какой-то спятивший полицейский не выстрелил мне в спину. — Ткнул сигаретой в сторону Мюррея: — Ну давайте, спрашивайте, как я вляпался в это.

— Ладно. Как?

— Хороший вопрос. Делая одолжения, вот как. Я делаю людям такие одолжения, что удивляюсь, как до сих пор не попал в беду.

— Например, становясь подставным лицом вместо Миллера?

— Ну да. Он знает, кто добродушный простофиля. Вбегает с таким видом, словно упадет замертво на месте. «Эдди, сделай мне одолжение, — говорит. — Мне грозят неприятности, нужно подставное лицо. Ты должен сделать это, Эдди». Вот и сделал! Если бы я знал, чем все кончится…

— Эдди, когда это было?

— Как думаете? В тот день, с этим легавым, с Ландином. Но не все ли равно? Я спросил: «Айра, в чем дело? Что за неприятность может быть такой серьезной?» Но, поверьте, спрашивать не было нужды. Какая неприятность может быть у букмекера, кроме полиции? Поражает меня в Миллере то, что он совсем не похож на букмекера. Образованный, окончил колледж. У него превосходная, респектабельная жена. В бизнесе мог быть кем угодно. А кем стал? Паршивым букмекером с Бродвея. И знаете, почему? — вопросил Шрейд. Ткнул себя пальцем в хилую грудь. — Потому что здесь есть кое-что — жучок, червь, — что-то такое, что постоянно ищет выгодное дельце, всегда хочет легкого заработка. А что толку?

— Что произошло потом?

— Главное — чего не произошло! Он говорит мне: «Это легавые, Эдди. Один в штатском сцапал меня возле „Мэдисон-Сквер-Гарден“ и забрал все, что у меня было — взятку в тысячу долларов из денег клиентов. Но этого мало. Ему нужно подставное лицо, чтобы он мог произвести задержание, а у меня нет времени договариваться еще с кем-то. Придется тебе, Эдди, идти в участок вместо меня».

Как вам это нравится? Я сижу там, пишу песню, голова у меня полна прекрасной музыкой — и тут мне предлагают сделать одолжение, пойдя в участок!

«Айра, — говорю я, — я для тебя сделал бы много одолжений, но это слишком. Я понятия не имею о ставках на лошадей, даже не представляю, что говорить».

«С этим справится и младенец, — говорит он. — Слушай, Эдди, ты будешь просто стоять у лестницы, пока он не подойдет, в кармане у тебя будут выигрышные билеты и посвященный скачкам вкладыш, а я встану на углу, чтобы указать ему на тебя. Стоять там — вот и все, что от тебя нужно. Когда он произведет задержание, подними небольшой шум, чтобы все выглядело правдоподобно, отправляйся в суд, уплати штраф, и делу конец. Задержание у тебя это будет первое, поэтому нечего беспокоиться. Я компенсирую тебе штраф и дам пятьдесят долларов за услугу».

Может быть, он думал, что представляет все это простым, но поверьте, мне стало страшно. Я обыкновенный гражданин, всю жизнь старался избегать неприятностей, так чего мне напрашиваться теперь на них?

«Айра, не могу я сделать этого, — говорю ему. — У меня нервы никуда не годятся. От такого дела могу в ящик сыграть».

«У тебя нервы? — говорит он. — Эдди, это будет мое шестое задержание. Это означает…»

— Постой! — перебил его Мюррей. — Миллер в самом деле это сказал?

— Что сказал?

— Что это будет его шестое задержание? Что теперь его могут наказать на всю катушку?

— Ну да. А потом говорит: «Эдди, если это случится, моя жена сойдет с ума. Ты знаешь ее. И вот что еще, Эдди. Если что случится со мной, мне придется закрыть „Сонгстер“. И смотри, в каком положении ты окажешься».

Вот так. Его жена, его бизнес, все вдруг легло на мои плечи. Что я мог поделать? Что мог бы поделать кто угодно? Разве я знал, что потом все взвалят на Джорджа Уайкоффа, и районный прокурор будет искать впервые задержанных, чтобы найти подставных лиц? Я даже не знал, который тогда был час, вот до чего был наивным.

Меня задержали, все прошло, как обещал Миллер, и пока что все было хорошо. Потом прицепились к Уайкоффу, и тут началось. Меня поставили перед Большим жюри, принялись допрашивать, и «нет» ответом не считалось. Выяснилось, что быть подставным лицом не преступление; об этом даже речи не заходило. Но если врешь Большому жюри, тебя обвиняют в лжесвидетельстве и во множестве прочих вещей. Что этот легавый, этот Ландин думает — я должен покрывать его за пятьдесят долларов, которые дал мне Миллер? Можете сказать ему, что я зарабатывал гораздо больше денег нечестными методами, чем получил за одолжение.